— Ляо — свой! — встал на защиту коллеги и компаньона Макарыч. — Ляо тут с тех пор, как институт окончил. Он матом кроет — от местного не отличишь. И жена у него русская.
— Ладно, чего пылишь. Пошутил я, — дал заднюю Серёга и сменил тему: — Так что вы там, в своих Нижних Бобрах, скоро конвейерное производство Лошариков наладите?
— А ты не зубоскаль, племянничек. Ваш «Буревестник» — это, конечно, ого-го, но и наших осликов не стоит со счетов списывать. Ещё посмотрим, что большую пользу для народного хозяйства принесёт.
С берега, который они покинули, послышался рёв заводимого мотора УАЗа. Следующие три минуты, пока собровцы не отчалили, беседовать было трудно. Затем рёв стих, и Сергей сказал:
— Ну, что, Макарыч, с вездехода всё ценное для расследования мы сняли, мои уже на борту, у меня приказ возвращаться на базу. Сам вездеход техники станции СОкОр завтра заберут. За тобой Ляо сейчас прилетит, посадочную площадь потребует. Будем прощаться?
Они остановились неподалёку от «Буревестника», обнялись, затем Сергей зашагал к трапу. Но на полпути тормознул.
— Слышь, дядька! Забыл спросить, какого лешего ты оказался в этих краях?
Макарыч как-то по-детски шмыгнул носом и на секунду задумался, стоит ли говорить племяннику, что старый вдовец на склоне лет завёл себе даму сердца, работающую на рыбной ферме, и что именно к ней мотается каждую неделю на Лошарике через лес короткой дорогой. Не решился. Застеснялся.
— Так это. У меня тоже. Испытания.
Сергей хмыкнул и скептически покачал головой.
— Ну, до скорого, испытатель.
Он запрыгнул на подъёмный трап и махнул рукой на прощание. Включились турбины, посадочные опоры оторвались от земли, и «Буревестник», подмигивая оранжевыми бортовыми огнями, величаво ушёл в ночное небо.