Внутри у Нейта что-то щелкнуло. Он давал себе обещание не злиться на таких ребят. Мысленно клялся сдерживаться в присутствии Саши. Но обещания испарились перед угрозой того, что она окажется втянутой в этот кошмар. Это его вина. Нейт с такой силой сжал кулаки, что пальцы побелели. Он обещал защитить ее. И не смог этого сделать. Он был вне себя от ярости. Одним прыжком перемахнув через стойку, Нейт схватил камеру за объектив и попытался вырвать ее у репортера. Его рука запуталась в ремешке, внезапно оба оказались на полу. Падая, Нейт услышал топот бегущих ног. Наконец-то. Охрана. Однако, поднявшись, он увидел перед собой Сашу.
— Нейтан! — Каким-то непонятным образом она вдруг стала выше, сильнее и решительнее. Глаза, сверкавшие возмущением, были просто восхитительны. Она блеснула многозначительной улыбкой. — Дорогой, мы же об этом говорили.
Боже. Саша смотрела на двух мужчин, все ее тело сотрясалось от мощного всплеска адреналина. Нет, она смотрела на Нейта. Напряженные мышцы, горящие глаза, ярость, с которой он бросился на ее защиту, пробудили в ней что-то первобытное. Ей тоже хотелось действовать. Наверное, она сошла с ума. Или почувствовала себя свободной от необходимости делать все правильно, от собственных жестких ограничений, от страха пошевелиться только потому, что это может причинить боль. Она уже ее чувствовала. Из-за того, что Нейтан снова ушел в свою раковину, когда между ними осталось столько невысказанного. Из-за того, что их неделя заканчивалась дракой на полу. Из-за того, что кто-то раскопал историю с отцом, воспользовался ею как оружием против нее.
— Все нормально, правда. Я понимаю, ты расстроен. Это вторжение в личную жизнь. Но одной злости недостаточно.
— Черт, ты права. — Нейт сделал шаг вперед.
Саша, положив ему на грудь руку, остановила его:
— Нет. Подожди. Я сама.
Он потер рукой подбородок и поднял брови.
— Ладно. Это твоя жизнь, Сладкая.
Уголком глаза она увидела, как за спиной Нейта зашевелился репортер. Ухватившись за ремешок камеры, остановила его, чувствуя, как каждая клеточка тела наливается злостью. Настало время побороться за то, во что она верила.
— Вы… — Она пригвоздила его гневным взглядом. — Вам должно быть стыдно.
Маленький человечек кивнул.
— Каждый человек имеет право на личную жизнь, верно? Вам хочется, чтобы вокруг вашего дома толпились люди? Выслеживали вашу мать? Вашу сестру, дочь? Превращали их жизнь в ад? Копались в грязном белье? Рассказывали всем их секреты? У каждого есть свои секреты, верно? Даже у вас? Хотите, чтобы я раскопала ваше прошлое? Думаю, нет. Потому что это подло! Низко! Но я не такая, как вы. Я не могу пасть до такой степени. — Она подошла ближе к нему и понизила голос: — Тогда убирайся вместе со своей камерой, убогой моралью, жадностью и низким желанием портить другим жизнь. Засунь их…