– Здесь почти ничего нет, – продолжал Никита, все так же за руку заводя свою светловолосую гостью в комнату, где стоял лишь большой угловой диван нежного кораллового цвета с яркими мандариновыми подушками – под стать молочно-оранжевым стенам. Перед ним на стене висел телевизор. В этой квартире Кларский был всего лишь во второй раз. И здесь действительно почти ничего не было. Нику некогда было обставлять квартиру. Девушку, впрочем, это не смутило, и она тут же решила побывать на лоджии – правда, руку парня она так и не отпустила, а потянула его за собой.
– В следующий раз я приведу тебя в другое место, – пообещал Никита, положив обе руки на ее талию и прижимая спиной к своей груди. На далеком западе, где-то очень далеко, занимался рассвет.
– Какое? – спросила, любуясь им, Ника. Тот факт, что Кларский выглядел несколько иначе, ее не очень-то и смутил. Еще в машине она, конечно, спросила, что с ним, на что он просто улыбнулся и стянул с себя идиотский парик.
– Где тебе понравится. – Ему вспомнилась уютная квартира Карловых.
– Мне и тут нравится, – вздохнула девушка.
Ник чуть не зарычал – в глазах Ники вновь появились проклятые слезы. Из-за них ее голубые глаза казались почти синими.
– Прекрати, – попросил парень, любуясь глазами Ники.
Вскоре свет в тихой квартире погас.
Никита и не думал, что так сильно соскучился по ней, девчонке с малиновыми губами, неожиданно повзрослевшей и невероятно теплой, а еще очень требовательной.
Он все же смог сделать так, чтобы его спутница окончательно прекратила плакать, отдавшись совершенно другим, куда более приятным ощущениям.
Это было похоже на сумасшествие, и впервые за все время пребывания в родном городе Ник смог отпустить воспоминания и жить настоящим.
Одежда слетала на пол, поцелуи становились смазанными, дыхание – неровным, прерывистым, а прикосновения – все более нежными и настойчивыми.
Эта ночь прошла для них под девизом: «Без тормозов и до умопомрачения».
Эти двое так давно ждали друг друга, так много думали друг о друге, что обоим казалось, будто все эти три года они провели вместе, и нет ничего удивительного в том, что сейчас происходит.
Казалось, они забыли обо всем на свете.
Ника, укрытая только одной тонкой белоснежной простыней, уснула лишь под утро, прижимаясь щекой к груди любимого человека. Она слышала, как стучит его сердце, и, как бы странно это ни казалось, наслаждалась им, как любимой музыкой.
Она заставила биться это сердце сильнее.
Девушка и раньше понимала, что может быть настолько счастливой, и не думала, что счастье делает людей глупыми и, что самое интересное, равнодушными к собственной глупости – приятной глупости, ради которой и хочется жить.