Уже в сумерках я увидела струйку дыма, поднимавшуюся над верхушками деревьев. Прошагав целый день без еды и воды, ничего не соображая, я тяжело потащилась в сторону дыма. Когда в кружащемся снегу нарисовался дом, мне подумалось, это мираж: он был слишком красивым, чтобы быть настоящим – с окнами, блестящими золотом, и облачком серого дымка, картинно поднимавшимся над красной трубой.
Пошатываясь на ветру, словно забавлявшемся моей слабостью, я поковыляла к дому, завороженная мыслями о тепле и отдыхе. Скатившись по склону на заснеженную подъездную дорожку, я ахнула от того, как точно воображение обманывает меня. Айдлвайлд предстал передо мною во всех деталях.
С фронтонов, расположенных один за другим, повторяя очертания ледяных пиков на горизонте, свисали сосульки толщиной в руку. Несколько сантиметров снега покрывали крышу. Я жадно уставилась на дом.
Размытый мужской силуэт пересек длинный ряд больших окон и рассеянно остановился, глядя в сад, прихлебывая из кружки.
Келвин.
Я услышала свой чуть слышный, сдавленный голос, зовущий его по имени. И вот я уже бегу к дому, поскальзываясь и увязая в снегу, не отрывая глаз от двери. Меня охватил ужас при мысли, что отвернись я хоть на мгновение, Айдлвайлд и Келвин просто исчезнут в надвигающихся сумерках.
Я заколотила в дверь, хотя ощущение было, что заледеневшие руки вот-вот расколются. Содрогаясь от рыданий, царапала толстую деревянную дверь, стучала по ней ботинками, всхлипывая, звала Келвина.
Дверь отворилась, и на меня вытаращился Кэл. Несколько мгновений его лицо выражало только замешательство, он не узнавал меня. И вдруг глаза друга потрясенно открылись.
– Бритт!
Он затащил меня внутрь, не тратя время на то, чтобы снять с меня рюкзак, промокшие насквозь куртку и перчатки.
Я слишком устала, чтобы говорить. Следующее, что помню: Кэл перенес меня в гостиную и положил на диванчике перед камином. Я вяло отметила, что он обыскал мои карманы, вероятно, в поисках ответов на вопрос, что со мной стряслось. Ничего не найдя, стащил с меня ботинки и растер ноги. Потом закутал в теплые – сухие! – одеяла и плотно натянул на голову шапочку. И тогда на мой замороженный мозг обрушилась лавина вопросов.
Ты меня слышишь? Сколько пальцев? Как долго ты была в лесу? Одна?
Я приподняла голову, вглядываясь в его зеленые глаза, обретая уверенность в сквозившей в них опытности. Хотелось забраться к нему на руки и похныкать, но я не знала, как заставить свое тело пошевелиться. По моей щеке скатилась слезинка, и я надеялась, Келвин понял все слова, которые я была не в силах произнести. Мы снова вместе. Теперь все будет хорошо. Он позаботится обо мне.