— Нет, не все равно! — загремел Спивак. — Кому все равно, пусть убирается вон из вуза!
— Позвольте, товарищи, мы, кажется, перешли к обсуждению, не дослушав доклада, — вмешался Кравцов. — Нина Игнатьевна, мы слышали ваши критические замечания. Но критика без конструктивных предложений бесплодна. Что, в конце концов, вы предлагаете?
— Неужели не ясно? Предлагаю прекратить практику оценки работы преподавателей, кафедр, института в целом по успеваемости студентов. Ликвидировать дутые отчеты о ходе борьбы за успеваемость. Избавить нас от мелочной опеки деканата...
— Ну, это невозможно, — солидно сказал Кравцов. — В нашем обществе...
— Именно в нашем обществе это и возможно. В частности, в вузе. Пусть нашу работу оценивают по выходу, по качеству работы наших выпускников.
— Утопия. Еще предложения?
— Только самые общие. Подбирать людей тщательнее, доверять им больше, контролировать меньше. И, главное, контроль должен быть квалифицированным.
Кругом зашумели. Кравцов застучал по столу костяшками пальцев:
— Товарищи, товарищи, вы не даете докладчику кончить.
— Да у меня, пожалуй, все. То, что я говорю, одним известно, другим неприятно, а третьим просто неинтересно. Недаром профессор Завалишин спит.
Все поглядели на Энэна — он и в самом деле спал. Такая уж у него была особенность: длящаяся речь одного человека действовала на него неодолимо. Что-то на него наваливалось, мягко давило, он погружался в сон, как в огромный, размером с мир, пуховик. Правда, спал он непрочно, все время сохраняя какой-то контакт с происходящим и отдаленно понимая, о чем речь. Как только упоминалось его имя, он просыпался. Вот и сейчас он приподнял голову, открыл глаза, дернул дважды щекой и, дважды заикнувшись, сказал:
— Я не сплю. Я все слышу.
— Значит, мне показалось. У вас были закрыты глаза.
— Веки тяжелы, — сказал Энэн, снова закрыл глаза и опустил голову.
— Тоже мне Вий, — шепнула Элла.
— Хорошо, что спит, — ответила Стелла. — Не дай бог, проснется, начнет говорить... На заре ты ее не буди.
— Может быть, есть вопросы к докладчику? — спросил Кравцов, пытаясь ввести заседание в русло. Маркин поднял руку:
— Позвольте вопрос. Тут как будто упоминались два персонажа: конь и трепетная лань. Как это понимать?
— Деканат и мы, — пояснил Спивак.
— Кто конь и кто лань?
— Конь — деканат, а трепетная лань — мы.
— Как раз наоборот, — сверкнула глазом Асташова. — Трепетная лань — деканат. Трепещет-то он, а не мы. Если бы мы трепетали, давно бы не было двоек.
— А нельзя ли, — не унимался Маркин, — рассмотреть эту конфликтную ситуацию как парную игру с нулевой суммой?