Внутреннее электричество напрягается еще сильнее. Куда деваться? Куда бежать?
А из комнаты несется чистое серебристое сопрано: "И божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь">2.
И чувствуешь, что это божество где-то есть, и есть и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь уже есть, хотя пока еще мне самому неведомая; она есть, и я хочу ее. Больно и сладко, а главное -- жутко, потому что знаешь, что нет исхода и не может его быть.
Блаженные годы, когда внутренние силы еще не растрачены и когда душа ничем еще не запятнана...
Как прекрасны, как заманчивы тогда неведомые дали!
Когда отец женился на мама, ему было тридцать четыре года, а тетя Таня была еще подростком, почти еще девочкой. Хотя с годами разница лет немного сглаживается, но все же всегда чувствовалось, что папа смотрел на тетю Таню немножко покровительственно, как на младшую, а она любила и уважала его, как старшего. Благодаря этому между ними установились очень хорошие, прочные отношения, которые сохранились до последних лет. На всякие неожиданные вспышки тетенькиной непосредственности, вызванные какими-нибудь мелкими хозяйственными неприятностями, папа всегда отвечал добродушным юмором, шуткой и всегда доводил ее до того, что она начнет улыбаться, сначала немножко надуто, а потом расплывется совсем и захохочет вместе с ним. В отличие от мама, тетенька понимала шутки и умела на них отвечать.
Позднее, уже взрослым человеком, я часто задавал себе вопрос: был ли папа влюблен в тетю Таню? И я думаю теперь, что да.
Прошу читателя понять меня. Я разумею не пошлую влюбленность в смысле стремления к обладанию
77
женщиной -- такого чувства мои отец, конечно, не мог иметь к тете Тане, -- я разумею тут то вдохновенное чувство восхищения, которое доступно только чистой душе поэта. Для такого восхищения образ женщины является лишь оболочкой, которую он сам облекает в волшебные ризы, наделяет ее чертами и красками из сокровищницы своей души. Мечта бесплотна, и только пока она бесплотна -- она прекрасна. Прикоснись к мечте -- и она исчезнет. Так дивный сон исчезает в одно мгновение при пробуждении.
То чувство, которое, как мне кажется, отец испытывал к тете Тане, французы называют "amitie amoureuse">*. К сожалению, они это чувство испошлили, часто придавая ему остроту неестественную. Я даже думаю, что в отце это чувство было настолько чисто, что он даже сам не отдавал себе в нем отчета. Он настолько идеализировал свою супружескую и семейную жизнь, что вопрос иной любви для него никогда даже не существовал. Он любил мою мать со всей силой своей страстной натуры и никогда не изменял ей даже в мыслях, но мог ли он изгнать из души своей мечту?