-- Точно он знает, что я занят и нельзя мне мешать,-- говорил папа, удивляясь его деликатности.
----------------
Но любимая наша охота была с борзыми в наездку.
Какое это было счастье, когда утром лакей Сергей Петрович будил нас рано-рано пред рассветом, со свечкой в руках!
Мы вскакивали бодрые и счастливые, дрожа всем телом от утреннего озноба, наскоро одевались и выбегали в залу, где кипел самовар и уже ждал нас папа.
Иногда мама выходила в халате и надевала на нас лишние пары шерстяных чулок, фуфайки и варежки.
-- Левочка, ты в чем поедешь? -- обращалась она к папа.-- Смотри, нынче холодно, ветер. Опять в одном кузминском пальто?>* Поддень хоть что-нибудь, ну для меня, пожалуйста.
* Это было любимое отцовское пальто. Когда-то было куплено у А. М. Кузминского. Оно было светло-серое и отличалось тем, что было впору каждому человеку. На моей памяти его вывертывали наизнанку два раза. (Прим. автора.)
101
Папа делает недовольное лицо, но наконец подчиняется, подпоясывает серое короткое пальто и выходит.
Начинает светать, к дому подводят верховых лошадей, мы садимся и едем к "тому дому" или на дворню за собаками.
Агафья Михайловна уже волнуется и ждет нас на крыльце.
Несмотря на утренний холод, она ходит простоволосая, раздетая, в распахнутой черной кофте, из-под которой виднеется иссохшая, засыпанная нюхательным табаком грязная грудь, и костлявыми узловатыми руками выносит ошейники.
-- Опять накормила? --строго спрашивает папа, глядя на вздутые животы собак.
-- Ничего не кормила, по корочке хлеба только дала.
-- А отчего же они облизываются?
-- Вчерашней овсяночки немного оставалось.
-- Ну вот, опять будет протравливать русаков, -- это невозможно с тобой! Что ты, назло мне это делаешь?
-- Нельзя же, Лев Николаевич, целый день собаке не евши пробегать, право, -- огрызается Агафья Михайловна и сердито идет надевать на собак ошейники.
-- Этот на Крылатку, этот на Султана, на Милку...
В углу, под одеялом, лежит дымчатый Туман, и когда к нему подходят, он махает правилом (хвостом) и рычит.
Я глажу его по шелковистой короткой шерсти, а он весь напруживается и рычит как-то ласково и шутливо.
-- Тумашка, Тумашка.
-- Ррр... ррр... ррр...
-- Тумашка, Тумашка..,
-- Ррр... ррр...
Как кошка, которая мурлычет.
Наконец собаки собраны, некоторые на сворах, другие бегут так, и мы крупным шагом выезжаем через Кислый Колодезь, мимо Рощи в поле.
Папа командует: "Разравнивайся",--указывает направление, и мы все рассыпаемся по жнивам и зеленям, посвистывая, вертясь по крутым подветренным межам, прохлопывая арапниками кусты и зорко всматриваясь в каждую точку, в каждое пятнышко на земле.