– Но про Юлию ты не знала, – отметил Мориц. – Может, эта его интрижка была недолгой. Так, ничего серьезного.
Госпожа Ротэ покачала головой:
– Поверить не могу, что он сделал кому-то ребенка, а мне ничего не сказал. Восемнадцать лет – и ни единого слова о дочери. Он просто жалок.
– Теперь ты понимаешь, как мы себя чувствовали, узнав о Филиппе, – сказала София. – Но почему ты это терпела? В смысле, если он постоянно тебе изменял, почему ты с ним не развелась?
– Я бы осталась одна с двумя детьми на руках. И без работы. – Госпожа Ротэ возмущенно посмотрела на дочь. – Мне тогда было так тяжело! Я бы не справилась одна.
– И ты закрывала глаза на его романы на стороне.
– Ну, таков уж был ваш отец. Он просто не мог хранить мне верность. И я это приняла. Ничего страшного. А потом он изменился. В смысле, перестал спать с другими женщинами.
– Это ты так думаешь, – возразила София. – Может, он просто стал это лучше скрывать.
– Я не обязана перед тобой оправдываться.
– Конечно, не обязана. Но я бы так не смогла.
– Не говори так, – прошептала ее мать. – Ты понятия не имеешь, каково это, София. Ты ничего не знаешь.
И в этом она была права. София не только не была замужем, она даже не встречалась ни с кем.
– Я все думаю, что же случилось с папой, – тихо сказал Мориц.
– Может, его похитил этот Филипп, – пробормотала София. – Или Юлия.
– Зачем им так поступать?
Она пожала плечами.
Мать встала, покачнулась и двинулась к двери на террасу.
– Куда ты идешь? – опешил Мориц.
– Курить, – хрипло ответила она. – Без алкоголя и сигарет мне не выдержать.
Она как раз вышла, когда зазвонил телефон.
На этот раз Мориц включил устройство «поимки» и только затем снял трубку.
– Это Филипп Пройсс. – В комнате раздался мужской голос, поскольку Мориц переключил телефон на громкую связь.
– Привет, Филипп. – Мориц говорил так спокойно, будто каждый день болтал с братом. – Я Мориц.
– Я… э-э-э… приехал в Дюссельдорф.
София выглянула в темнеющий сад. Очертания матери скрывали сумерки, но ее выдавал огонек сигареты. Когда мать затягивалась табачным дымом, огонек вспыхивал ярче, увеличивался в размерах, будто какой-то светящийся зверек мерно дышал.
– Может, зайдешь к нам? – спросил Мориц.
– С удовольствием, – сказал Филипп. – Полагаю, нам многое предстоит обсудить.
– Я тоже так думаю, – пробормотала София.
Иногда я пишу ему, но только начинаю письмо и никогда не заканчиваю. «Ты же хотел знать, чем я занимаюсь, – пишу я. – Я так толком и не вырос, один из самых маленьких в классе. Но ничего, я еще вытянусь, ты же высокий. В школе меня не считают лучшим учеником. Зато по части отчислений из школ я чемпион, ха-ха. У меня уже третий выговор в школе, еще одна мелочь, и меня опять выпрут. Tschau amore!