Он притянул ее к себе, положив руку ей на живот. Он все еще был совершенно плоским, ничуть не выдавая того, что она носит ребенка. Если бы не недавнее УЗИ, он не поверил бы, что она беременна.
– Почему ты передумала?
– Если я скажу, что из-за оргазма, ты убежишь?
Он бы улыбнулся ее откровенности, если бы не огромная тяжесть, сдавившая его грудь.
– Нет.
– Хотя это не совсем так. Только отчасти. Я не могу представить, как буду растить с тобой ребенка. Но я вдруг представила, как это будет без тебя, и поняла… в общем, я подумала, что, если я не выйду замуж, у тебя будут другие женщины. Может быть, кто-то из них родит тебе ребенка. Я не хочу этого, Алекс. А если я выйду за тебя, других женщин у тебя не будет. Ты должен быть верным.
От ее признания он ощутил странную теплоту в груди. Его обрадовали ее ревность, желание быть для него единственной.
– Меня это устраивает.
– Правда?
– Да. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь почувствовала себя использованной. Не только из-за твоего прошлого, но и из-за моего тоже. Из-за моей матери.
– Ты любил ее, правда?
– Да, – медленно произнес Алекс. – Она была мне матерью.
– Но на твоем месте многие возненавидели бы мать за то, что она заставила тебя пережить.
– Она сама была жертвой, Рэйчел, и у меня недостанет жестокости судить ее. Никто никогда не любил ее, кроме меня, и я рад, что у нее была моя любовь. – В его словах прозвучали грусть и горечь. Он ненавидел эти чувства. Словно он до сих пор был мальчишкой, жаждавшим любви, но так и не получившим ее.
– Ты помнишь все недостатки своей матери и все-таки любишь ее, – проговорила Рэйчел.
– Да, – с трудом выговорил Алекс.
– Я тоже люблю мать. Но иногда мне кажется, что если я буду вспоминать ее несовершенства, то оскорблю этим ее память. Но я же помню их! Я была к ней ближе, чем кто бы то ни было, и знала ее, как никто другой.
– Твои воспоминания не могут лгать. И ты имеешь право сожалеть о них.
– Ты лучше любого психотерапевта. Правда, решая одни проблемы, ты успел нагрузить меня кучей других.
– Неужели? – От этих слов он вдруг почувствовал себя бесконечно уставшим. Ему казалось, что он разрушил нечто невыразимо прекрасное.
– Хотя они не так уж серьезны, – добавила Рэйчел.
– Ну да. Всего лишь муж и ребенок. Ничего серьезного.
– Эй, давай остановимся!
– Ты все еще предпочитаешь не думать об этом?
– Сегодня я уже подумала об этом.
– И поэтому с тобой случилась истерика?
– Просто я боюсь. Потому что знаю, что даже хороший человек может сильно ранить своего ребенка. А я не так уж совершенна, и мне кажется, я не справлюсь.