Вот и все. Кончилась передышка. Нешатов вышел на работу.
— Очень рад, — сказал Ган, подавая ему белую, тонкую, словно привялую руку. — Как вы себя чувствуете?
— Нормально. А вы?
— Сегодня я чувствую себя ровесником мирового потопа.
— А обычно?
— На несколько тысячелетий моложе.
— А в чем дело?
— Сердце.
Нешатов кивнул. Он все понимал про сердце. У него самого оно иногда болело, не фигурально, а простой физической болью. Не очень сильно, но все-таки...
— Ну как, можете приступить к работе?
— Отчего же.
— Мы вам покуда выделили стол в общей комнате. Хотите поглядеть?
Нешатов чувствовал себя как собака, которой показывают цепь (вот-вот прикуют!), но согласился. В общей комнате не было никого, кроме Лоры. Ган показал на стол в углу:
— Ну как, вас устраивает это место?
— Стол как стол, — мрачно ответил Нешатов.
— Может быть, здесь вам будет темно? Хотите ближе к окну?
— Место меня вполне устраивает. Не хлопочите. Скажите лучше, с чего мне начинать.
— Для начала хочу вас познакомить с сотрудниками лаборатории, куда вы зачислены. Тема: речевой анализатор. Нечто близкое к тому, чем вы в свое время занимались. Сейчас у них идет эксперимент. Я думаю, вам будет интересно присутствовать. Увидеть непосредственно рабочий момент.
Нешатов молчал. Ничто ему не было интересно. Знакомиться, жать руки... Но что делать? Он кивнул.
— Это в другом крыле корпуса, — сказал Ган. — Я вас провожу.
— Может быть, вам лучше не ходить? С вашим сердцем?
— Может быть, мне вообще лучше не дышать, но этого я еще не пробовал. Нет уж, пойдемте. Мне все равно надо к ним зайти, целую вечность не был.
Они вышли через заднюю дверь и попали в царство ящиков. Тесовые, фанерные, железные, дюралевые, перевязанные и нет. Куда смотрит пожарная охрана? Нешатов живо представил себе пожар, пламя, людей, выпрыгивающих из окон... Ган шел впереди, лавируя между ящиками. Вверху тянулись трубы неясного назначения, круто изогнутые, какие-то металлические хоботы. На лестничной площадке две женщины в заляпанных спецовках белили потолок. Они строго посмотрели на идущих, одна крикнула: «Эй, берегись!» Ган и Нешатов, поднырнув под кистями, прошли дальше. «А неплохо бы маляром», — подумал Нешатов.
Тут им повстречался человек пенсионного возраста, он шел, раскачивая руками, перекидываясь от стены к стене, и что-то бубнил. «В наш век научно-технической революции...» — с удивлением услышал Нешатов, и тут же — фигурное ругательство.
Ган остановился.
— Николай Федотович, вы опять? — с отеческим упреком спросил он.
— Борис Михайлович, я в графике.