Это было как удар копья, брошенного безжалостной рукой. Пригвождённая к постели, Свобода ловила ртом воздух. Смилина стояла перед нею непоколебимо спокойная, в расшитом золотом кафтане – без тени страха и стыда в глазах, только горечь затуманивала их.
– Твой батюшка принял дружбу за любовную связь, – молвила она. – Он вбил себе это в голову, и ненависть его ослепила.
– Ложь, грязная ложь! Стража! – закричал Полута. – Взять её!
Опочивальню наполнили дюжие воины с секирами и обнажёнными мечами. Они окружили Смилину, а она не шевелила и пальцем, чтобы защитить себя. Её ладони вдруг вспыхнули огнём, и оружейница подняла их, как два огромных пылающих цветка, оставаясь при этом полной непоколебимого достоинства.
– Княже, я могла бы ускользнуть от твоих людей, и они ничего не успели бы сделать мне. Я владею силой Огуни и могла бы одним дуновением спалить твой дворец до угольков. Я могла бы уложить всю твою стражу, и мне даже не понадобилось бы для этого оружие. Всё это я могла бы сделать, когда б ты был моим врагом. Но ты не враг мне, ты – отец моей невесты, и я хочу всё решить мирно, по-родственному. В надежде, что ты одолеешь ослепляющий тебя гнев, я проявляю дочернее смирение и покорность. Ты можешь бросить меня в темницу, коли желаешь. Но только лишь потому, что я тебе это позволяю, как моему будущему родичу.
Полута был слишком разъярён, чтобы оценить это. Он даже не соображал, видимо, что никакие замки и решётки не могли удержать женщину-кошку: Смилина именно позволяла взять себя под стражу и увести, на прощание ласково и ободряюще подмигнув Свободе.
– Батюшка, ты… ты… – Слова бессильно осыпались прахом, не способные выразить всё негодование и боль княжны.
– Я! – отрезал тот, бросая меч в ножны. – Я делаю это во имя твоего же блага, спасая тебя от этого чудовища!
– Дорога, вымощенная благими намерениями, ведёт к пропасти, – колоколом прогудел голос князя Ворона.
Он бесшумно проскользнул в покои княжны, ласково склонился над Свободой и опустил ей на ладонь кольцо – подарок Смилины.
– Возьми своё колечко и больше никогда не снимай, – молвил он.
Полута спохватился, ощупал свою грудь: ключа там не было. Яростно рыкнув, он топнул ногой.
– Государь Ворон, при всём моём к тебе почтении, не лезь в наши семейные дела! – вскричал он. – Свобода – моя дочь, и я сам знаю, что для неё лучше.
Ворон выпрямился, вперив в него тяжёлый, как двуручный меч, взгляд. Даже со своей сутулой спиной он возвышался над Полутой, грозно надвигаясь на него.
– Твоё «как лучше» едва не стоило девочке жизни, – хлестнул он его безжалостными словами. – Ты недостоин называться её отцом, после того как едва не погубил её. Пойдём, мне нужно тебе сказать пару слов с глазу на глаз.