Нэш безмолвствовал.
— В итоге я выжила — это очевидно. Понадобилось несколько операций и длительная физиотерапия, но теперь я могу хотя бы кататься время от времени…
— Как долго ты восстанавливалась?
— Два года.
Лорелей наблюдала за тем, как Нэш осмысливал эту информацию.
— На твоих бедрах. Это следы операций?.. — неуверенно спросил он.
Она пристально смотрела ему в глаза. Надо же, заметил, хотя они были едва видны на ее загорелой коже. Были ли они неприятны ему?
— У нас всех есть свои шрамы, — заметила она. — Это же жизнь…
Она с удивлением почувствовала, как его руки опустились на ее бедра.
— Свои ты прекрасно скрываешь, — произнес он.
— Что насчет тебя? — наконец дерзнула поинтересоваться Лорелей. — Где твои шрамы?
Нэш посмотрел ей в глаза:
— Они всегда со мной. Их видно каждый раз, когда я еду.
Лорелей хотела спросить его о предстоящем возвращении, но Нэш подался вперед:
— Что, твой отец и вправду жиголо?
Она убрала руки с его плеч и хотела уйти, но Нэш удержал ее:
— Ты такая чувствительная?
Она окатила его волной презрения:
— Да, представь себе.
— Однако. Видишь, у тебя уже получается говорить об этом.
— Ты закончил?
— Мне лишь интересно, — они все продолжали плавно покачиваться в танце, — сколько еще у тебя секретов?
Лорелей посмотрела куда-то в сторону:
— Ничего из того, что могло бы тебя заинтересовать.
— Совсем наоборот, Лорелей, у меня такое чувство, что все это становится для меня очень любопытным. Пойдем со мной…
— Я не понимаю. Куда ты ведешь меня?
— Как ты думаешь?
Они некоторое время шли по песку, Лорелей сняла туфли и швырнула их в Нэша, однако тот вовремя уклонился.
— Ты сегодня прекрасно вела себя, — произнес он.
— Я всегда так веду себя. Только не надо говорить, что ты лучше знаешь.
— Это тяжело? Оценивать чужие кошельки на глазок?
Лорелей остановилась как вкопанная:
— Ты говоришь так, словно у меня сегодня были собственные мотивы?
— Я уверен, что прошлым летом на яхте Андрея Юровского ты представляла интересы фонда, — ответил он. — И с Дамианом Массеной в Нью-Йорке, чуть ранее в этом году, ты тоже была с миссией фонда.
Лорелей лишь моргнула.
— Ты ревнуешь? — Она была поражена.
— Нет, дорогая, мне лишь хотелось бы видеть границы…
— Нэш, я не территория. — Ее голос звучал холодно и спокойно, но Нэш чувствовал, что задел ее за живое. — Ты не можешь завоевать меня и воткнуть свой флаг, где тебе захочется.
— Я могу сделать, черт побери, все, что мне захочется. — Он крепко схватил ее запястье.
Нэш не знал, как объяснить свое поведение. Ему нужно было услышать правду. После того как Лорелей так буднично рассказала о своей загубленной карьере профессиональной наездницы, ему казалось, что она скрывала это намеренно.