Но разве теперь можно думать о таких мелочах, как деньги, тут ведь действительно судьба её решается, и теперь, теперь надо догнать, догнать надо его, во что бы то ни стало догнать, и признаться.
Точно — он ведь не расслышал, не мог он на таком ветру расслышать, но ведь надо, надо ему во всем признаться, ведь она все это время жила этим и ради этого, ведь не может она вернуться в свой райцентр Z. просто так!
* * *
Приехали скоро — ни пробок не было, ни заторов на дорогах.
Остановилась иномарка во дворе дома, вышел из нее он, а Она — следом.
Уже набрала воздуха в легкие, чтобы крикнуть: «Я! Вас! Лю!..»
И видит: подходит он к подъезду, а из него женщина выходит — миловидная, черненькая, с короткой стрижкой, тоже без шапки, вся хрупкая такая, и целует его. А он — её!!!
Перед глазами поплыли огромные фиолетовые пятна, больше того самого барабана из «Поля чудес», во сто крат больше…
Да, такая женщина не может быть сестрой, не может быть родственницей…
Ясно — жена.
Боже, Боже, Боже….
Это был удар, цунами, обвал, катастрофа — точно землетрясение, семь баллов по шкале Рихтера, как в Японии.
* * *
Вернулась из Москвы — и сразу же с горячкой слегла. Сумела только до телефона доползти, номер набрать:
— Приезжай…
И голос — страшный, скрипучий, надтреснутый, першит в горле, сама свой голос не узнает…
Лучшая Подруга приехала, температуру измерила, 39.8, рецепты выписала, и сама в аптеку за лекарствами сбегала.
Чаем отпоила, лекарств дала.
— Ну, легче?
— Да — а–а…
— Ты что — в Москву ездила?
— Ездила… — эхом ответила Она.
— Видела?
— Видела…
— Призналась?
— Да женат он, — вздохнула Она и горько — горько расплакалась.
Несмотря на весь драматизм момента, Лучшая Подруга не смогла сдержать укора:
— Дура ты, дура… Да разве такие мужики бывают свободные? Ты ведь сама об этом догадывалась, сама знала… Что же ты со свиным своим рылом да в калашный ряд?
Да.
Догадывалась.
И знала, наверное… Но конечно же, знала! Но — все равно: она не могла ожидать от него такого коварства, такого низкого коварства, такого вероломства…
* * *
Болела долго: почти месяц. Спасибо Лучшей друге — больничный взялась оформлять, в поликлинику не надо бегать.
Уже почти выздоровела, и тут — танкист пришел, попрощаться пред отправкой на войну.
Лицо черное — черное, будто бы в мазуте, и перегаром несет.
Знать, нелегко сборы в театр военных действий ему даются!
Сел.
Повздыхал сочувствующе.
— Ну, как ты?
— Да так…
— Болеешь все?
— Уже нет…
— Горло болит?
— Немножко…
— Хочешь — подлечу тебя?
Она — вяло:
— Как?
— Ну, как в армии все болезни лечат? Спиртом, конечно, — произнес танкист и полез за флягой.