— Ты так хорошо говоришь. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь... чтобы мне кто-то так говорил... — полушепотом сказала она. — Спасибо! Ты у меня будешь самым красивым и самым молодым! —добавила она с убежденностью пятилетней девочки. —А теперь иди скорей. Иди, иначе мы лопнем от счастья. Мне уже страшно опять... Наверно, не надо все время говорить о будущем, а то это страшно: вдруг не сбудется.
Она поцеловала его и быстро пошла к дому, который уже считала своим.
Кстати, ее совсем, казалось, не удивило и почти не обрадовало то обстоятельство, что он в этот день вернулся не на электричке, а на собственном автомобиле: она и это восприняла, как нечто само собой разумеющееся, хотя вскоре и вспомнила о машине.
А у Краснова началась неправдоподобная жизнь. Всего себя, все силы отдавал он юной своей супруге. Он каждый день, как о приданом, рассказывал ей о своем туристском снаряжении, о лодках, о раскладной мебели, о палатке, в которой их ждала райская жизнь. И был совершенно счастлив, видя на лице ее искреннее восхищение.
— А почему бы нам куда-нибудь не скатать? —спросила она однажды, проснувшись вдруг среди ночи. — Мне еще никогда не приходилось путешествовать на машине.
И они не спали до утра, обдумывая во всех подробностях дальнюю дорюгу, которая к рассвету уже заскользила перед мысленным взором Краскова. Он уехал в это утро в Москву «зубами вырвать у начальства отпуск». И добился своего, хотя неделю назад и подумать не смел бы о таком легкомысленном поступке. Он привез жену в московскую свою квартиру и не мог нарадоваться, глядя на эту спортивную девочку в белых брючках, которая с каким-то вожделением и восторженными восклицаниями ощупывала и разглядывала его овеществленное будущее, которое становилось наконец-то явью.
Правда, надо сказать, что она боялась выходить лишний раз из квартиры, чтобы, не дай бог, не встретиться случайно с каким-нибудь знакомым человеком: ее ведь считали уехавшей. Он уже однажды возил ее в Москву или, вернее, на окраину, в мотель, откуда она позвонила по автомату родителям, сообщив им, что доехала благополучно и что все хорошо у нее, все отлично...
— Пусть они думают, что я отдыхаю. Я потом нм все расскажу, когда приеду, — говорила она ему так, будто сама верила в то, что она в Одессе, из которой должна когда-то приехать.
Она и на этот раз позвонила из квартиры и очень естественно громко, как обычно люди говорят по междугородному телефону, рассказывала о себе, о море, о прогулке на теплоходе, о пляже, о питании, а потом заторопилась:
— Ну ладно! Целую... У меня монетки кончились... Целую... Да! Все... все... Осталось тридцать секунд... Папу поцелуй. Все в порядке... Скажи, что все хоро... — и, прервав разговор пальчиком, которым она нажала на рычаг, счастливая, положила трубку.