– Наверное, у Роберта Мирзоева, – предположила я.
– Кто это?
– Ее друг.
– У вас есть его номер телефона?
– Да. Он психоаналитик, у него своя практика. – Я устало поднялась и отыскала визитку Роберта.
– Хорошо, мы немедленно займемся. Роберт Мирзоев…
Маркус пошел в кабинет за снимком Билли, я – следом. Он сотни раз фотографировал Билли, с самого рождения. Фотографии Маркус вставляет в альбом и под каждой вписывает дату и место съемки.
Он достал последний альбом и, начав перелистывать, тихо спросил:
– Поможешь мне выбрать?
– Выбирай сам.
Я молча смотрела на фотографии, и когда Маркус указал на одну из них, кивнула. Он аккуратно вынул ее и передал Нику.
– Спасибо. Я скоро с вами свяжусь.
Следователь ушел, а я, совершенно обессилевшая, пошла в спальню и легла. Через некоторое время вошел Маркус.
– Нужно сейчас же сказать Дженни и твоим родителям. Нельзя, чтобы они узнали об этом из обращения.
– Ты не позвонишь Дженни? Я не могу. Только не маме с папой, им пока не нужно…
– Попросить ее приехать?
– Нет… не могу никого видеть.
– Но она захочет с тобой поговорить, помочь тебе.
– Не сейчас.
* * *
Позже я вышла из дома и направилась в церковь Святого Иакова. Билли не было уже сутки, двадцать четыре часа, – и мир стал совершенно другим.
Мусор после бури убрали, но ее следы виднелись повсюду; в двух магазинчиках были даже заколочены витрины. Эти улицы я знаю столько лет… В эту церковь, католическую, ходит мама, когда приезжает ко мне. Я даже родителям не могу позвонить, ведь тогда происходящее станет реальностью. В юности я как-то услышала от мамы, что когда меня нет дома, она пугается телефонных звонков: телефонный звонок может означать плохую новость.
Мама – верующая и хотела вырастить меня настоящей католичкой. Папа разрешал ей водить меня в церковь, потому что уважает ее веру. Когда я выросла, то стала ходить в церковь только на Рождество и Пасху, а вот мама относится к этому серьезно. Она хотела, чтобы я крестила Билли, несколько раз просила, а я так этого и не сделала.
В церкви меня встретил знакомый запах ладана. Мне всегда нравилась статуя Божией Матери с Младенцем, и теперь я подошла к ней. Вся скульптура покрыта золотом, только обувь у Марии красная. На головах у Марии и Иисуса – венцы; она держит скипетр, а он – сферу. У него такие славные пухлые щечки…
Я опустилась на скамью и задумалась. Откуда у Хейи ключи? Она наверняка проникала ко мне в квартиру, ходила по ней, наверное, рылась в вещах. Тут я вдруг поняла, что последние месяцы она копала под меня со всех сторон. Вспомнилась и фотография Эдди у Маркуса на столе, и пропавшие заметки для презентации, мой провал на заседании правления. Должно быть, именно она украла мои бумаги. Я содрогнулась: Хейя ухитрилась рассорить меня с Филипом, вбить клин между мной и мужем; это из-за нее уже несколько месяцев я не в себе. И вот главный удар: она пришла к нам домой, зная, что нас не будет, и похитила Билли. Ее ненависть ко мне безгранична.