– Ну так пиши, и им иди навстречу. Пусть сами выбирают себе объекты для статей. Если коллеги будут на твоей стороне, Филип не станет тебя отстранять.
Совет мне понравился, а поддержка Маркуса подбодрила. Да, надо встретиться с каждым сотрудником отдельно и предложить выбирать здания, о которых они захотят писать. Пусть чувствуют, что я их ценю, да и самой мне будет приятнее работать над проектом.
Я сжала его руку.
– Спасибо.
Мы еще погуляли, полюбовались игрой света на пруду. Уходить не хотелось, и, отыскав летнее кафе, где подавали тапас,[3] мы сели, поставили рядышком коляску и заказали два бокала пива.
– Ты у нас, надо полагать, эксперт по тапасу – тебе и заказывать, – решил Маркус.
– Это точно, я его в детстве столько съела… А папа всегда был верен мясу с овощами.
– А я вырос на маринованной сельди, картошке и ржаном хлебе, – грустно улыбнулся Маркус.
Я просмотрела меню.
– Возьмем креветки с чесноком, картофель с острым соусом, анчоусы, тортильи и, наверное, чоризо… А еще либо жареного кальмара, либо фаршированных мидий. Ты что предпочитаешь?
– Никогда не пробовал жареных мидий.
– Ну, они… жареные, в сухарях, очень вкусные.
– А нам не хватит одного блюда?
– Может, и хватит. Наверное, я просто жадничаю. Нужно ведь себя побаловать.
Сначала принесли тортильи, и я предложила кусочек сыну. Он не особенно заинтересовался. У него уже закрывались глаза. Мы привели коляску в горизонтальное положение, и Маркус катал ее взад-вперед, пока Билли не уснул.
Мы заказали еще пива; тут прибыли и остальные закуски. Я велела Маркусу закрыть глаза и стала его кормить, а он должен был говорить, что ему больше всего нравится. Он попробовал креветки с чесноком, картофель и остальное, мы дурачились и смеялись. Он похвалил кусочки перца в соусе табаско, что подавали с картофелем. А больше всего ему понравились, конечно же, маринованные анчоусы.
– Сказывается твое детство, проведенное с маринованной сельдью.
– А ты, наверное, больше всего любишь креветки с чесноком.
– В точку!
Мы все доели и даже протерли тарелки кусочками хлеба.
Потом сидели и любовались нашим спящим сыном.
– Я даже представить не мог, какое чувство буду к нему испытывать, – сказал Маркус. – В этой любви есть что-то животное, правда? У тебя такое же ощущение?
Я накрыла его ладонь своей.
– Абсолютно.
И мы пошли домой с удивительным чувством единения.
Было уже поздно, и я сразу понесла сына в кроватку.
– Это ты положила мне на стол? – спросил, подходя, Маркус.
Он протянул фотографию, и меня словно током ударило. Моя любимая фотография Эдди. Его сняли в каком-то саду, где он работал. Раздетый до пояса, грудь и руки загорелые, лицо в веснушках, широкая улыбка. Само олицетворение мужской сексуальности.