Неожиданно в таверну ворвался мальчишка Рон с криком, что умертвия напали на нас. Значит, не всех уничтожили стражники, и они дошли до нас. Все мужчины вскочили и выбежали на улицу. Исключение составил маг, который так и не сдвинулся с места, буравя дядю взглядом. Он даже и ухом не повёл, когда с улицы раздались крики.
— Вы не поможете? — я услышала, как голос дяди дрогнул. Понятно, почему. Стража с города доберётся до нас не скоро и неизвестно, останется ли здесь хоть кто-то в живых к тому времени. Например, от таверны папаши Лозана остался лишь сгоревший остов, а мужчины рассказывали, что земля в округе была усеяна ошмётками тел как умертвий, так и людей, и даже домашних животных.
— А что мне за это будет? — прозвучал холодный вопрос. В бессильной ярости дядя смотрел на мага. Было ясно, что помогать он нам не планирует. Действительно, себя он защитить сможет, а что за дело ему до людей в деревне.
Я отказывалась поверить глазам, когда дядя бросил взгляд на меня, на мага, а потом взял мешочек с деньгами из его рук. Маг обернулся, посмотрев на меня, а потом вышел. Я же как громом поражённая застыла на месте и в неверии смотрела на дядю, который за один миг как будто постарел лет на десять.
«Меня продали!», — бились в голове слова, и мне хотелось кричать от разрывающей душу боли.
Избегая моего взгляда, дядя вышел на улицу. Свидетелями произошедшего были лишь Салли с Бозанией. Растерянные, они застыли с открытыми ртами. Первой отмерла Салли и подошла ко мне.
— Не бойся, я когда приносила ему еду, немного его рассмотрела. Он красив и молод. Первый раз всегда страшно и больно, ты не пугайся. Он маг, может и сделает что-нибудь, чтобы облегчить боль, — с сочувствием произнесла она.
— Наконец-то наша певчая птичка станет женщиной, — ехидно подала голос Бозания. Она так и не простила мне, что господин Витан, по которому она сохла не первый год, не обращал на неё внимания, а частенько приезжал из города только для того, чтобы послушать как я пою, и дарил мне цветы.
Не дождавшись от меня и шага в его сторону, маг сам направился ко мне. Я сжалась, опустив глаза, и рассматривала пол под ногами.
— Как тебя зовут? — услышала я совсем близко и мои ладони сжали материю платья, чтобы унять дрожь.
— Лорианна. — Мой голос звучал тихо и хрипло.
— У тебя волшебный голос Лорианна. Он проникает в душу.
Я молчала. А что на это сказать? Пела я всегда, сколько себя помню. Мне было легче выразить свои мысли и чувства в песне, чем словами. Многие поражались не только моему голосу, но и самим песням, и зачастую спрашивали, где я слышала их. Слова песен рождались в моей голове, они были в крови, и казалось, что я вспоминаю давно забытое. В своих песнях я воевала, защищая родной край, любила и ненавидела, знала цену дружбе и страдала от предательства. Я пела о простых моряках и правителях, о эльфах и гномах. Никто не знал, но когда я пела, то как будто видела их истории и их самих перед глазами.