— Кое-что изменилось, — произнесла я, хотя и не могла сказать, что же именно.
— Сосредоточься на конце ручки.
* * *
«Ты расслаблена?»
Да. Я чувствую свободу, которую не чувствовала никогда прежде. Чувствую себя исполненной надежды и благородства, возвышенности и меланхолии. Бодрой и воодушевлённой, готовой начать путешествие в жизнь после инцидента.
«Я хочу, чтобы ты подумала о поездке сюда, в Вестонвуд. Можешь её вспомнить?»
Не могу. Нет даже размытых силуэтов. Всё пусто.
«Вернись немного дальше. К конюшне. В тебя стреляли. Ты помнишь боль в руке?»
Чёрное становится серым, и я чувствую что-то в своей руке, словно меня проткнули твёрдым прутом. Я чувствую что-то ещё: клокотание в груди, обескураженность от того, что меня от чего-то отделили. Не могу сказать, что происходит. Чувствую только то, что меня удерживают.
«Возвращайся дальше. К моменту перед выстрелом».
Не хочу. Чувствую, как сопротивление привязывает меня к забвению и ощущаю спокойствие незнания того, что произошло. Если я подожду ещё чуть-чуть, то, возможно, увижу, что же случилось, но не буду чувствовать. Возможно, смогу хладнокровно наблюдать как репортёр, записывающий реальные, а не выгодные для него факты. Если я позволю себе принять этот страх, мне удастся узнать. Поэтому я расслабляюсь в оковах страха, который связывает и тянет моё тело, бросая в неизведанную чёрную пропасть в моей голове. Ожидаю, что вернусь к воспоминанию через минуту или две, через полчаса, но интуитивно, хоть и не могу сказать, когда и где, я знаю, что зашла слишком далеко.
Его дыхание касается моей щеки, и боль в руке пробегает от запястья к чувствительному местечку на бицепсе.
— Ты не смогла, — произносит он глубоким голосом. Он обнажённый, потрясающий, пахнет кровью и сексом. Прижимает меня к стене, и моя попка сжимается от прикосновения с холодной поверхностью.
Сожаление. Тонны сожаления. На мили в длину. Сожаление в самых глубинах моего сломленного духа.
— Мне жаль, — так ли это? Или я просто это говорю?
— Почему?
Запястья болят. Он так сильно прижимает меня к стене, словно я могу уйти и отвернуться от него. Но сейчас мне хочется убежать, исчезнуть, показав ему, что я могу бросить его так, как он бросил меня.
Я ёрзаю, но он давит сильнее и требует ответа.
— Почему?
— Отвали от меня!
— Скажи мне почему! — его глаза вспыхивают, оскал открывает зубы, будто он собирается впиться ими в мою глотку. — Почему?!
— Мне это нужно.
Слова слетают раньше, чем я успеваю подумать, и для него они превращаются в яд. Он неожиданно бьёт меня по лицу и отпускает. Я падаю на пол. Поднимаю на него глаза, он прикрывает рот рукой, словно не в силах поверить в то, то сделал. Он бил меня множество раз, но ещё ни разу тогда, когда был в гневе. Не тогда, когда я почти потерялась в мире подсознания. И раньше это всегда было в рамках спектакля.