Ты придурок. С девчонками себя так не ведут, — говорит друг. Ты полный придурок.
Ты стоишь посередине зала и смотришь на нее, растерянную и потерявшую дар речи. Она. У тебя. Дома.
И тут тебя осеняет, что с некоторых пор в твоем списке иной порядок приоритетов.
* * *
Скромность закончилась за дверью, захлопнувшейся за моей спиной. Заливший помещение свет явил взгляду высоченный потолок сложной конструкции с обрывающимися ломаными линиями, стены терракотового и кукурузного цветов, мебель, разбросанную по огромному залу, и слева от входа — многогранное окно от пола и до потолка, около которого незнакомое растение в кадке раскинуло высоченные листья-лопухи.
— А… разуваться надо? — спросила я неловко.
— Как хочешь, — бросил Мелёшин ключи на тумбочку у входа. — Полы теплые.
Пожалуй, сниму сапоги.
— Когда мы говорили о скромности, то имели в виду разные понятия, — сказала я, поставив обувь в углу, зонированном как прихожая, хотя огромное помещение не делилось перегородками или стенами. От двери проглядывалась небольшая кухня у стены, противоположной окну.
Мэл, раздевшись, прошел к дивану в центре зала и поставил сумку.
— Не бойся, Папена, никто тебя не съест.
Фыркнув надменно, я выдвинулась в середину помещения. Высота пустого незанятого пространства над головой почему-то давила и пугала. Мне привычнее маленькие комнатушки, прикрывающие бока и тылы, а в Мелёшинской квартире возникло ощущение опасности и незащищенности.
Два креслица с оригинальными гнутыми спинками и столик между ними, очевидно, означали уголок для чтения и приватных разговоров. Хотя сомневаюсь, что Мелёшин сидел в них и беседовал. Когда ему читать, он веселиться не успевает.
В центре стоял большой диван со спинкой и подушками, у окна — дизайнерский стеклянный стол для письма с парочкой таких же стульев. Рядом непонятная лежанка, наверное, чтобы, устроившись на ней, посматривать на город.
Поглядев на часы, я машинально потянулась: гномик сигнализировал начало двенадцатого.
— Хочешь перекусить? — Мэл направился в зелено-серую кухонную зону. Издали были видны столы и многочисленные шкафчики.
— Нет, спасибо. А где твой чулан?
— Вот, — Мелёшин показал на диван бутылкой с яркой этикеткой, зажатой в руке.
Как же так? Мне обещали темный, пыльный чулан с пауками! От огорчения на глаза навернулись слезы.
— Я думала, ты на нем спишь.
— Здесь есть отдельная спальня.
Да, от скромной жизни еще никто не умирал.
— Сам протираешь тряпочкой и моешь полы? — обвела я рукой квартирные просторы.
— Тружусь как пчелка, — подтвердил Мелёшин, отпив из бутылки, и облизнул получившиеся кремовые усы. — Точно не хочешь есть?