Открыв высокий двухстворчатый шкаф, я остолбенела, разглядывая полки, набитые коробочками, баночками, контейнерами, фруктами и овощами. Сбоку стояли две бутылки молока — неужели Мэл его пьет? Выглянув из-за дверцы, я посмотрела на него. Мелёшин прихлебывал из кружки, а его глаза следили за мной. Наверное, засекал, что возьму и съем.
Захлопнув холодильник, я подошла к омлету и понюхала аппетитность.
— Чем разрезать?
— Ножи рядом.
И верно, под моим носом стоял деревянный брусок, из которого торчали десятка два рукояток. Первая вытянутая оказалась частью мясницкого тесака. Пока я удивленно взирала на свое отражение в полированной металлической глади, мою руку обхватили, и Мелёшин помог вложить топор обратно в паз.
— Так и знал, что вытянешь что-нибудь не то, — пожурил и выудил небольшой ножичек. — Хотя тебе и маленький опасно доверять. Все пальцы искромсаешь. Шкафы не мешают?
Не успела я понять, мешают они или нет, как Мэл дернул ручку одного шкафчика, и вся баррикада взмыла поверх его головы. Оказывается, шкафы висели в воздухе и перемещались вверх или вниз, когда требовалось.
— Как так? — изумилась я волшебству.
— Обман зрения, — пояснил Мелёшин, стоя позади меня. — Направляющие изготовлены из материала, который пропускает свет, не отражая и не преломляя. Эффект невидимости.
— Сильно придумано.
Потянувшись за ножом, я не удержалась от того, чтобы погладить сжимавшую руку с проступившим рисунком вен. Пальцы Мэла еще крепче обхватили рукоятку, а сам он замер и молчал. От него пахло знакомой туалетной водой, как в тот день, когда я впервые увидела Мелёшина входящим в холл института.
— Мне… я… — промямлила, не зная, какие слова подобрать, и выпалила: — Хочу еще, потому что ничего не поняла.
— И я… не понял, — признал он, ероша мне дыханием волосы на затылке и не спеша отдергивать руку.
— Наверное, очень хотела, — накрыла его руку своей, и нож звякнул, выпав из разжавшихся пальцев.
— И я… сильно хотел… — согласился он и придвинулся ко мне.
— Очень хотела… и быстро перегорела, — развернулась лицом к Мэлу, оказавшись зажатой между столом и ним.
— И я… очень… — смотря глаза в глаза, согласился он.
Привстав на носочки, я прикоснулась к губам Мэла, почувствовав на языке вкус кофе, который он пил, а затем поцеловала, притянув к себе. И Мелёшин ответил — пылко и с упоением, взяв в тиски сильных рук.
Мне даже удалось частично запомнить, что произошло следом.
Мы целовались как сумасшедшие, а затем дрожащими руками я расстегнула рубашку, пуговку за пуговкой, спустила ее с плеч Мэла, и, любуясь рельефом мышц, гладила ладонями, ощущая гладкость и шелковистость кожи. Его грудь вздымалась, и кадык часто ходил, а радужки увеличились и потемнели.