„Нередко бывает, что представители поколения пожилых и старых не умеют подойти, как следует к молодёжи, которая по необходимости вынуждена приближаться к социализму иначе, не тем путём, не в той форме, не в такой обстановке, как её отцы. Поэтому, между прочим, за организационную самостоятельность союза молодёжи мы должны стоять безусловно, …но и за полную свободу товарищеской критики их ошибок! Льстить молодёжи мы не должны“[1534].
Здесь сразу видно, что ленинизм отличался от троцкизма, кроме прочего, тем, что Ленин всегда ставил вопрос принципиально, а Троцкий – всегда конъюнктурно!
Таким был фон начавшейся в середине января 1924 года XIII партийной конференции… В ходе подготовки к ней – дискуссия, так дискуссия! – в течение декабря 1923 года и первой половины января 1924 года высказалось подавляющее большинство партии, причём все пролетарские центры: Петроград, Харьков, Урал, Донбасс, Тула, Баку, Иваново-Вознесенск, Екатеринослав единодушно поддержали ЦК.
Москва была менее единодушна, но тут наблюдалась вполне характерная картина. Из 413 рабочих ячеек Москвы за ЦК высказалось 346, за оппозицию – 67. За ЦК в этих ячейках голосовало 9 843 человека, против – 2 223. Иная картина была в вузовских ячейках. Из 72 вузовских ячеек за ЦК высказалось 32 (2 790 чел.), за оппозицию – 40 ячеек (6 594 чел.)[1535].
Есть интересные воспоминания Анастаса Микояна „В начале двадцатых“, где он ярко описывает атмосферу, создаваемую тогда троцкистами. В 1923 году Микоян работал в Ростове и в последних числах ноября приехал в Москву. В первый же день он отправился на собрание в Московский университет, где при шумном одобрении выступал известный нам Мдивани, освобождённый от руководящей работы в Грузии и отозванный в распоряжение ЦК.
Мдивани, оседлав трибуну, начал с вопроса: „Товарищи, как по-вашему, я здоровый человек или больной?“
„При этом он, – вспоминал Микоян, – согнул руки в локтях, как бы показывая мускулы, а он был крупный, упитанный кавказец лет под пятьдесят, с усиками, с небольшой бородкой, пышущий здоровьем. Присутствующие стали смеяться, так как сомнения в его здоровье не было. Он продолжал басистым голосом громко переспрашивать – здоров ли он?
Смех смешался с аплодисментами и выкриками: „Конечно, здоров!“
Тогда он вновь: „Я здоров, хочу работать, но ЦК не даёт мне работы. Вот какой у нас ЦК. Можно ли его терпеть?““
Он добился шума, аплодисментов и выкриков против ЦК…»[1536]
ЛЕНИН в это время в Горках постепенно набирал силы и восстанавливал форму, но о его возврате в политику