Новые крестоносцы [Дилогия] (Шабловский) - страница 201
Мастер, вняв уговорам, продолжил: "У Марфы то первый муж помер. Двух сынов оставил, да и тех господь прибрал. В море сгинули. Это уж после она за посадника Исаака Борецкого пошла. А уж его сын Дмитрий степенным посадником стал. Крепко тогда Борецкие власть держали. Все супротив Ивана народ мутили, а пуще всех сама Марфа, да боярские вдовы Анастасия и Евфимия. Люди поговаривали: "мол, хотели от Москвы отшатнуться да литовскому князю Казимиру поклониться". Многие тогда на Софийской стороне ее поддержали. Князя Холмского, что из Москвы приехал, и уговаривал вече против Ивана не выступать, слушать никто не стал, убить хотели. Насилу бояре народ уговорили отпустить его с миром. Решили воевать. Войско собралось большое. Семнадцатый годок мне об ту пору шел. Да точно семнадцатый, аккурат тот год к Настене сватался. Дурь в голове взыграла в кончанское ополчение пойти хотел, да батюшка мудрый был человек, царство ему небесное, не пустил. А вот брата своего младшего, моего дядьку родного удержать не смог. Там на берегу Шелони он и остался. Много народишку животы там сложило. И Дмитрий - посадник головы лишился. А потом московское войско к городу подошло. Не устоял Новгород...".
В этом месте Титов снова прервался, чтобы хорошенько промочить пересохшее горло и как следует закусить.
- Казнили Борецкую?
- Нет - мотнул головой Илларион - простил ее Иван. Да только Марфа не успокоилась. Сына оплакала и снова давай народ мутить. Сколько лет прошло пять, али семь сейчас и не упомню, да только опять пришло московское войско. Вот тогда то и подмял под себя князь Иван вольный город. Вече разогнал, колокол снял и к себе на Москву увез. А про Борецкую всякое люди тогда болтали: "дескать, постригли ее и в монастыре держат". А иные сказывали: "мол, померла дорогой, да не своей смертью". Да только кто же ее, правду-то знает...
Егор, прихлебывая небольшими глотками, пряный хмельной напиток внимательно слушал воспоминания гостя. Живой экскурс в историю вольной Новгородской республики был очень интересен и познавателен для того, кто эту историю изучал по учебникам. За интересным разговором время летело быстро и солнце начало уже клонится к закату, когда гости, будучи уже изрядно навеселе распрощавшись, укатили домой, а радушный хозяин попал в объятья недовольной супруги, где мы его пока и оставим, вернувшись к другому нашему герою, волею автора, оставленному в весьма затруднительном положении.
ГЛАВА 5. В которой герои вознамерились отдохнуть, и что из этого получилось.
Погоня продолжалась безуспешно. Слишком большую фору вороватому Джону дали незадачливые грабители. После полудня зарядил мелкий, противный дождик прибивший пыль, а потом и вовсе расквасивший грунтовое покрытие местного "автобана". Проболтавшись в седлах до вечера, порядком вымокнув и проголодавшись, путники решили остановиться в весьма кстати подвернувшейся таверне. Именовалось сие заведение - "Веселый странник", о чем и свидетельствовали несколько кривоватые готические буквы на деревянной вывеске. Для привлечения внимания путешественников, по каким либо причинам, не постигших величайшую тайну грамматики под надписью было изображено нечто. По мнению художника это самое "нечто" долженствовало изображать счастливую, цветущую физиономию путника, нашедшего здесь вожделенный отдых и держащего в руках огромную кружку пенящегося эля. Причем сосуд со столь милым сердцу живописца напитком, очевидно ввиду наличия достаточного количества натуры был прорисован весьма естественно. Что же касается портрета то здесь творческий взгляд его создателя и непредвзятый стороннего наблюдателя совершенно не совпадали. Щебенкину, радостная улыбка путника скорее напомнила свирепо оскаленную морду орка, из знаменитой голливудской кинотрилогии о приключениях хоббитов. Неизбалованные же культурными изысками грядущих веков спутники Константина, по картинным галереям никогда не хаживавшие, кино и телевизоров не смотревшие, а потому о живописи и орках имеющие весьма отдаленное понятие, на явное несоответствие заявленного и действительного, не обратили никакого внимания. Лишь баронский отпрыск, спешиваясь, бросил мимолетный взгляд на творение неведомого мастера, вздрогнул, перекрестился и выдал комментарий в стиле: "ну и мерзкая харя". Кстати, большинство посетителей данной торговой точки средневекового общепита, о творчестве непризнанного гения придерживалась того же нелестного мнения. С легкой руки какого-то остряка, за заведением прочно закрепилось название "Кривая рожа". Лишь владелец трактира, единственный в округе, продолжал упорно величать его "Веселым странником".