Двор от коридора отличался, но не в лучшую сторону. Мертвяков там было еще больше и они смотрели на меня! Как будто точно знали где я и что делаю! На грани слышимости начал раздаваться тонкий писк. Визгуны! Мать вашу! Из-за угла что-то выползло — человек, не человек; таракан, не таракан. В общем кто-то крайне противный. Первую стрелу я всадил ему в голову. Ну… я думаю, что это голова, ведь он полз ею вперед. Я не успокоился пока не опустошил колчан. Его метнул следом, лук тоже. Опустился на пол и устроил сеанс доспехаедства, радовало одно — писк пропал. Толи визгун один выжил, во что я совершенно не верил, толи остальные подойдут позже.
Постой-ка, кто-то ведь выжил и рассказал автору про Великую печаль! Я чем хуже? Раз нельзя вниз, полезем наверх! Перекрытия в отличии от стен деревянные. Достал «Кусаку» и сказал ему:
— Твои предки, приличными топорами были. По головам никого не били, руки ноги не отсекали, деревья рубили и дома строили. Согласен заветы пращуров вспомнить?
«Кусака» завибрировал, по лезвию пробежала искорка. Я с перепугу его чуть было в окно не выкинул, еле еле удержался. Не перестает он меня удивлять! Глядишь и искин очухается от спячки. Скинул одно из кресел и забрался на столешницу. Рубить потолок не пришлось, топор разрезал доски как масло. За ними оказался слой глины, потом крупный шлак и здравствуй чердак! Сразу на него я не полез, оборвал гардину и срезал портьеры. Моей веревки могло не хватить до земли, как-то я не планировал лазаньем по стенам заниматься.
Пыльное помещение было забито разным хламом. Разглядывать его я не стал, увидел лестницу и выбрался на крышу. Там-то я и обнаружил птичью почту. Огромный решетчатый ящик на столбиках. Пташки были еще живы, вялые правда. Я плеснул им водички из ведра в поилку, зерна насыпал. Можно было бы их выпустить, но появилась у меня одна мысль насчет букмекера. Времени много для этого не надо, а толку может быть огромное количество, причем в серебряном эквиваленте. Порылся в сундуке стоящем рядом. Там были кожаные колечки с карманчиками и полоски тончайшей бумаги. Надеваем птичке на лапку и отпускаем. Только писать было нечем, чернил не было. Это не беда, отрезал от столбика тонкую щепку, запалил трут и обуглил кончик. Попробовал как работает, потом помял листочек. Сажа осыпалась, но прочитать было можно. Наваял следующий текст: «Окружен мертвецами в донжоне. Спасения нет. Прощайте. Шустрый».
Птички ловится не захотели. Испуганно косились на меня бусинками глаз и шныряли по клетке. Вот и делай им добро! Я толкнул возмущенную речь: