Когда я стал замечать, что нервы моего приятеля начинают портиться, я посоветовал ему: во-первых — переменить климат, во-вторых — полечиться одиночеством.
Постоянное пребывание на людях среди суеты такого города, как Париж; не всегда спокойная, тихая жизнь не создают условий, в которых люди нагуливают себе жир и все это хоть какие нервы может расстроить. А он не всегда отличался крепкими нервами.
Долго он не слушал меня и все мои доводы шли на ветер. Он предлагал мне ехать вместе, но я не мог согласиться на это предложение. Я журналист, каждодневный кусок хлеба которого может быть обеспечен только там, где существуют большие газеты, где есть кипенье больших масс людей. Другое дело он. Он писатель, который может сидеть и писать где угодно, а одиночество, скажем, на морском побережье, где не снуют авто и в глаза не лезет свет реклам — может быть вдвойне полезно: и для расшатанной нервной системы и для творческой работы. Тем более, что мне было известно, что он заканчивал большой роман о гражданской войне в России, в которой мы оба участвовали.
Кто знает, может быть, эта работа и воспоминания, с какими она связана — и расшатали вконец нервы моего приятеля…
В конце концов он сам, очевидно, увидел, что должен послушаться моих советов. Он куда-то уехал, а через несколько дней зашел ко мне и заявил, что нашел подходящее местечко в Нормандии и скоро собирается поехать туда. Случилось так, что я имел в своем распоряжении несколько свободных дней. Мы поехали вместе: он, чтобы поселиться там на несколько месяцев лета, я, чтобы немножко освежиться и вернуться назад в новый Вавилон, который зовется Парижем.
Когда мы приехали на место назначения, то даже мне стало не по себе: такой глуши, такой заброшенности — я не представлял себе… Ни людей, ни построек кругом… Ничего… Лишь прибрежные скалы, хмурые и неприветливые; маленькие лесочки кое-где и все…
С полчаса мы шли берегом; наконец мой приятель остановился и протянул руку.
— Вот этот дом… Смотри, теперь ты можешь одобрить мой выбор…
Сначала я увидел лишь группу хаотично нагроможденных черных крутых скал; небо было в тучах; морская поверхность была такая же серая, как небо. Шел дождь. Красная, кровавая полоса на горизонте показывала место, где село солнце. Скоро и она исчезла и в ту же минуту огромная волна с грохотом разбилась о прибрежные камни, как будто вправду солнце упало в океан, как раскаленное железо в воду. Морские птицы пролетели в тумане, начался ветер.