А потом видения начали чередоваться с непостижимой быстротой, так что Мгал порой не мог понять, что открывается его взору: пустыня и уходящий вдаль нескончаемый караван верблюдов; подземная река, несущая утлую лодчонку к гибельному свету в конце тоннеля, где водопад низвергался из пещеры с чудовищной высоты; деревья-великаны, растущие на бескрайней песчаной отмели; руины города, поднимающиеся прямо из озера; ряды угрюмых воинов в тускло поблескивающих шлемах и панцирях, и над ними знамя с изображением петуха; огромная, похожая на базальтовую глыбу голова с костяным наростом, выныривающая из морских волн; разбитый в щепки корабль и разорванные криком рты утопающих; острова среди зеркально-спокойной воды и снующие между ними лодки с золотокожи-ми светловолосыми людьми; развалины гигантского города среди песков, со странными и страшными фигурами, украшающими порталы и ниши тянущихся к небу домов; громадный зверь жуткого вида, желающий почему-то лизнуть его ноги, останки многоэтажного, красного в лучах заходящего солнца города, из проломов в сферических крышах которого выплескивалась буйная зелень; гнилая заводь с торчащими из воды деревьями в несколько обхватов толщиной, увенчанными развесистыми кронами; дорога в дюнах; тропа, едва намеченная на склоне почти отвесной скалы; просека, прорубленная в изумрудно-зеленой стене джунглей, и снова дороги, тропинки, дорожки…
— О Солнечный Диск, как велик и удивителен мир! — воскликнул Мгал, чувствуя, что картины начинают плыть перед его глазами, накладываться одна на другую, сливаться в какой-то пестрый орнамент. — Довольно! Довольно уже и того, что я видел! — Он закрыл лицо руками, и калейдоскоп Цветных, удивительно реальных, красочных образов прекратился, уступив место серому сумраку, лишь чуть-чуть подсвеченному неяркими серебристыми сполохами.
Мгал перевел дыхание, пытаясь прогнать сковавшее тело оцепенение. Передернул плечами, покрутил головой, вглядываясь в густой серый сумрак, и почувствовал, что к нему возвращается чувство реальности. Постепенно проступили очертания поддерживаемого семыр гнутыми ножками обруча, кресел вокруг него и в самом правом — фигуры уронившего голову на грудь файголита.
— Фалигол! Ты жив, Фалигол? — позвал северянин, с трудом разлепляя запекшиеся губы.
Юноша поднял голову, обвел вокруг себя пустыми огромными глазами, неуверенно улыбнулся:
— Все хорошо, твоя дорога ждет тебя. Помоги мне встать. С усилием поднявшись, Мгал осторожно извлек печаль-ноглазого юношу из кресла и понес прочь из Хрустального Чертога Посвященных, который он так и не сумел как следует разглядеть.