— Так что же тебя останавливает? — спросил Мгал, стараясь побороть смутное беспокойство, охватившее его после слов Гуга. Повинуясь инстинкту, он оглянулся и передвинул колчан из-за спины на бедро, хотя причин для тревоги решительно не было: смрадная, предательски хлопающая и проседающая под ногами топь кончалась, до Красной долины оставалось, по словам караванщиков, не больше трех дней пути, а оттуда до Уртака рукой подать.
— Я много размышлял и пришел к выводу, что нашествие отрядов Белых дьяволов на наши земли — это испытание, посланное Самаатом моим соплеменникам. Объединившись против общего врага, мы выдержали бы его с честью. Но каждый думал только о себе и должен претерпеть за это. Чтобы увериться, правильно ли понята мною воля Самаата, противиться которой не под силу ни одному смертному, я просил Гиля спросить об этом самого Создателя земель и народов…
— И что же ответил тебе Самаат — Создатель земель и народов, именуемый южанами Небесным Отцом и Владыкой Жизни, а северянами — Вожатым Солнечного Диска? — поинтересовался Эмрик у Гиля.
— Он… — хотел было ответить за Гуга мальчишка, но донесшийся с берега громоподобный рев и отчаянное ржание тонгов заставили его умолкнуть на полуслове.
Невидимый зверь снова огласил окрестности цепенящим душу ревом, и, словно в ответ ему, раздались истошные вопли караванщиков:
— Глег! Глег-щитоносец на дороге! Спасайтесь! Спасайтесь, кто может!
— Стойте! Стойте, во имя Великого Регну! Лучники, ко мне! — гремел Хог. Ему вторил пронзительно-скрипучий голос Старшего караванщика:
— Назад дороги нет! Вы перетопчете друг друга и погубите караван! Остановитесь! Остановитесь, трусливые выродки, вам говорят!
Однако призывы их мало кто слышал. Бросая телеги и повозки, караванщики, успевшие выйти на берег, бежали обратно к топи. Между ними, усиливая смятение, сновали верховые воины, тщетно пытавшиеся сдержать обезумевших от ужаса тонгов. Лишь немногим седокам это удалось, менее ловкие спрыгивали, скатывались с седел, были и такие, которых вышедшие из повиновения животные сбрасывали наземь или затаскивали в слепом порыве ужаса в топь.
Люди, оставшиеся на бревенчатой дороге и поначалу оцепеневшие от неожиданности, начали бестолково суетиться, всячески мешая друг другу. Одни нахлестывали тонгов, надеясь добраться до берега и спастись бегством. Другие пробирались в хвост каравана, двое или трое упавших в топь, захлебываясь, молили своих товарищей о помощи. Кто-то, пытаясь развернуть телегу с бревнами, перегородил ею и без того узкую дорогу через болото, что ещё больше усилило неразбериху. К ржанию тонгов и проклятиям насмерть перепуганных людей добавился треск ломавшихся повозок, и надо всем этим воем, визгом, скрипом и хрустом царил невыносимо жуткий рев невидимого большинству караванщиков — и оттого казавшегося ещё более ужасным — зверя.