Верзилин удивился не столько резкости, с какой были произнесены эти слова, сколько тому, что в них была доля правды. Разве он уделяет столько внимания Никите, сколько уделял в Вятке? Конечно, нет. Нина взяла его всего без остатка. То он сидит у неё, то сопровождает её в цирк, то они гуляют по Петербургу. Сейчас он даже далеко не каждый день присутствует на борьбе. Выслушает дома рассказ счастливого Никиты, похвалит его за очередную победу и всё… И всё–таки…
— Всё–таки вы не совсем правы, Валерьян Палыч, — сказал он осторожно. — Дело в том, что Никита борется ежедневно… Борется «в бур»… И лишняя нагрузка, я думаю, ему сейчас не нужна…
Играя тонкой тростью с монограммой, Коверзнев произнёс горько:
— Эх, Ефим Николаевич, вы Никите теперь уделяете времени в десять раз меньше, чем я… А кто из нас его тренер?..
— Может, вы и правы. Но я думаю, это не столь большая потеря. А вот ваши статьи, боюсь, пойдут ему во вред.
— Они всем нравятся, кроме вас, — резко возразил Коверзнев. — И приносят они Никите только пользу… А я не виноват, что вы… — он не договорил, подбросил трость, поймал на лету и ушёл не простившись.
Разговор происходил в комнате Нины, на Измайловском. Верзилин вопросительно посмотрел на девушку. Она смущённо пожала плечами.
После этого случая получилось как–то так, что они реже стали встречаться с Коверзневым. Только иногда Нина говорила Верзилину, как бы между прочим, что журналист заходил к ней, видимо, он сознательно выбирал время, когда у Нины не могло быть Ефима Николаевича.
Ничего не понимая, Верзилин спросил однажды Никиту:
— Валерьян Павлович не сердится на меня?
— Валерьян–от Палыч? — удивился Никита. — На вас? Нисколько. Наоборот — нахваливает.
Верзилину стало неловко за свой вопрос, и он объяснил ученику:
— Мы тут с ним немножко повздорили. Он ругает меня за то, что мы с тобой тренироваться перестали.
Никита усмехнулся (как будто он был старший, а не Верзилин) и сказал:
— Да я ведь и сам не маленький: научился уж теперь заниматься–то.
И, словно стараясь успокоить учителя, взял из угла привязанную на полотенце двухпудовку, уселся на стул, повесил гирю на шею и начал упражнение.
Потом, перестав раскачиваться, сообщил:
— А мне Валерьян Палыч книжку подарил. Про древних греков…
Верзилин взял яркую детскую книжку, спросил с недоверием:
— Так ни с того ни с сего и подарил?
— Я у него про Геракла (кто он такой?) и разных там других расспрашивал… Вот он и принёс, — охотно объяснил Никита.
Верзилину стало обидно, что книгу подарил не он. Ясно было, что очерки Коверзнева возбудили в парне интерес к истории. А на черта ли история Никите?