Красавец в смокинге сделал шаг вперёд, наклонил голову под обрушившуюся на него лавину аплодисментов.
— Никифор Петюля! Чемпион Малороссии, победитель чемпионатов в Будапеште и Берлине!
Аплодисменты.
— Николай Соснин! Сибирский богатырь!
— Негритянский чемпион Бамбула — с острова Борнео!..
— Держись, Иван, — азартно произнёс Верзилин. — Мы всем им ещё покажем! — Он хотел добавить: «Это всё не страшно», — но не добавил из педагогических соображений. А потом подумал: «Впрочем, надо сперва именно внушить ему, что они слабые борцы. Это заставит его поверить в свои силы и поможет расправиться с ними. А когда он положит несколько человек, скажу ему задним числом, что они были самыми сильными, но я нарочно сказал, что они слабые… Вот так именно и сделаю», — окончательно решил он.
Хозяина чемпионата звали Дюперрен. Он охотно принял Ивана Татаурова в свою труппу, обещал ему платить по три рубля за выступление. В их устном договоре было одно условие: деньги после окончания чемпионата.
— Боится, что сбегу, — объяснил Татауров.
— Это уж всегда так… Ну ничего — целее будут, — успокоил его Верзилин.
Они стояли по соседству с цирком (брезентовое шапито его выглядывало из–за деревьев), подле оврага, отделённого от улицы деревянными перилами.
«Иван волнуется меньше меня», — подумал Верзилин с тревогой и не мог понять — хорошо это или плохо.
На сыром дне оврага, под ёлками, на утеху зевак, пасся облезлый тощий верблюд.
— Идём, — сказал Верзилин, отталкиваясь от перил и подхватывая саквояж, гружённый балтийской галькой. — А я, брат, отыскал объявление для тебя, — он похлопал по карману пиджака, в котором лежала газета, и процитировал: «Вятка — Слободской. Ежедневное отправление дилижансов одноконных. Четыре раза в день». А? Как тебе нравится? До Слободского, а? Там уж рукой подать, не так ли?.. Это, брат, находка.
— А его моль изъела… Я слышал сейчас…
— Кого?
— Да верблюда–то.
— Ты сам верблюд!.. Я ему о дилижансе, а он — «верблюд». Ты что — не хочешь к отцу ехать?
— Так после чемпионата.
— Само собой, после чемпионата… Вот на дилижансе и поедешь.
Они прошли целый квартал молча. Потом Татауров сказал:
— Десять раз по три рубля — это тридцать рублей
— Ну, и что бы ты купил на них? — сухо спросил Верзилин.
Татауров вздохнул, проводил глазами встречного в белом кителе и белой фуражке с красным околышем.
— Фуражку, что ли, такую? — сердито спросил Верзилин, — Так их не продают. Их дворяне носят, потомственные или личные. А ты не тот и не другой… И не будешь.
— Зачем — фуражку, — недовольно ответил Татауров. — Фуражка мне не нужна. У меня шляпа есть (он притронулся пальцами к шляпе). Вы меня одеваете, и я это ценю… А вот один бы раз посидеть этак… по–настоящему… Как мы с вами в первый раз сидели… в ресторане… А потом бы в бильярд сыграть…