Последние его слова покрыл шум и свист.
— Никита! Ай да Никита! Знай наших!
Потирая ушибленную спину, Пытля с угрюмой ненавистью посмотрел в зал.
— Давай, давай — шлёпай отдыхать! — крикнул ему кто–то. — На следующем сеансе опять так же будет!
Пытля не пошёл в кабинет к Румянцеву, остался за кулисами.
Зато Макар Феофилактыч чувствовал себя как дома. Безбожно дымя вонючей козьей ножкой, он рассказывал хозяину синематографа легенды о Никитиной силе. Румянцев слушал, всплёскивал руками, отмахивался от дыма, кашлял, подбегал подышать свежим воздухом к форточке.
Потом, ударив себя по лбу, схватил Никиту за руку — потащил показывать новый пояс.
Верзилин усмехнулся, сообразив: «Переманить решил парня», но был спокоен, знал, что бесполезно.
Когда кончился первый сеанс, народ не расходился. Стоило больших трудов выпроводить всех из зала. Перед вторым сеансом желающих посмотреть на Никиту собралось ещё больше. Румянцев довольно потирал руки.
Стоя в полумраке, за экраном, Никита прошептал Верзилину на ухо:
— Дурак, предлагал бросить вас. Обещал возить по городам.
Верзилин молча сжал его локоть.
Мимо прошёл ссутулившийся, тяжёлый Пытля, угрюмо покосился на них.
Зал бесновался.
Никита спокойно переглянулся с Верзилиным, подмигнул Феофилактычу…
Борцы стали в стойку, взялись за ручки поясов. Напрягшись, начали ходить по сцене, пригнувшись.
И вдруг Пытля вырвал свои руки и толкнул Никиту в грудь. Не ожидавший этого парень полетел со сцены — прямо на людей, сидящих в первом ряду. Раздался женский вопль. Все вскочили с мест. Несколько человек приподняли Никиту, лицо его было окровавлено.
Отстраняя людей, прихрамывая, он поднялся по ступенькам и, придерживаясь за Верзилина, прошёл за кулисы.
Разбойничий свист рассёк воздух.
— Ага! Запрешшонные приёмы? Бей его!
— Ты на нашего Никиту?!
— Чего жалеть?! Бей!
Трое ежовских парней ворвались за экран.
— Никитка, да мы сейчас его… — за пазухами у них холодно поблёскивали ножи. — Да чтоб нашего Никиту — да ни в жизнь в обиду не дадим!
— Да что вы, братцы, — проговорил растроганный Никита. — Да не надо, — он загородил им дорогу, прихрамывая, начал теснить их к выходу.
— Знаем мы тебя — святой, никого пальцем не тронешь… Разве ж это дело?
— Да, братцы, право слово, не надо… Ну, говорю вам, не надо, — он всё подталкивал их к проходу между экраном и колонной.
Пряча ножи, парни неохотно ушли, пообещав подкараулить Пытлю на улице.
Волоча ногу, Никита бросился в каморку, где одевался Пытля.
Резко взметнулось пламя в лампе, трусливо отпрянула туша Пытли, зловеще скользнула тень по развешанным на стене афишам.