Мысленно я качаю головой и выхожу через двери. Александра бросает на меня взгляд, а потом снова поворачивается к зелени, которая окружает двор. Отчаяние — это совсем не то, что я привык видеть на лице своей сестры. Меня это расстраивает.
Я сажусь на садовый стул рядом с ней и кладу свой сэндвич на стол. Начинать разговор мне следует по-доброму. Без обвинений. Тактично. Мне следует быть дипломатом.
— Какого хрена, Лекси?
Она делает глоток из своего бокала для мартини, который у нее в руках и ставит его на стол.
— Убирайся, Дрю. Я хочу побыть одна.
— А я хочу купить себе остров в южной части Тихого океана и назвать его Дрюландия, но в ближайшее время этого не произойдет. Мы не всегда можем иметь то, чего хотим.
Я поднимаю бокал, полный какой-то розовой бурды и нюхаю. Тут же отклоняю голову назад и морщусь. Что бы там не пила моя сестра — воняет, как фруктовый аммиак — будто мышиная моча с запахом клубники.
— Если ты решила напиться, то хотя бы имей совесть, возьми что-нибудь подороже.
Дешевый ликер должен быть только для пьяниц и студентов колледжа, которые не разбираются в выпивке.
У нее апатичное лицо. Без напряжения и печальное. Она слегка качает головой.
— Ты не понимаешь.
Я выливаю ее выпивку в траву.
— Я возмущен. Я покажу тебе, что понимаю все перспективы — мужчина, женщина, или ребенок. Бог и я похожи в этом смысле, — на секундочку я делаю паузу, и мой голос становится мягче, — Что случилось, Александра? Что бы это ни было, может, я смогу помочь.
У нее ровный голос. Безжизненный.
— Стивен собирается со мной развестись.
Я фыркаю.
— Учитывая то, как ты вела себя в последнее время, я не виню его за это.
Я приготовился уже защищаться от того, что мне в лицо точно прилетит стакан. Но в меня ничего не швыряют. Вместо этого происходит то, что меня шокирует, ужасает.
Сучка закрывает руками лицо и начинает рыдать.
Я сглатываю комок в горле. Потом оглядываюсь по сторонам. В ожидании того, что сейчас откуда-нибудь выпрыгнет Эштон Катчер и закричит:
— Обманули дурака!
Потому что Александра Эванс не плакса. Она действует — решает проблемы.
И за всю историю человечества, слезами ничего нельзя было исправить.
Я начинаю заикаться. И задаю второй по тупости вопрос:
— Ты… ты плачешь?
В моей голове эхом отдает голос Тома Хэнкса: «В бейсболе не плачут!!!» Разве Клеопатра плакала, когда разграбили Египет? Разве Жанна д’Арк плакала, когда Католическая Церковь назвала ее ведьмой? Они — копии моей сестры.
Александра качает головой, но слезы все бегут и бегут.
— Это моя вина. Я оттолкнула его. Со мной было невозможно находиться рядом. Я обращалась с ним ужасно.