— То, что твой чай для меня безвреден, может означать, что Бог, которому ты молишься, не истинный, — сказал Наркиз, сделав глоток. Анастасия покачала головой. — Нет. Просто Господь никого не карает, но принимает каждого как есть, забирает у него все грехи и дает взамен праведность. Скажи, Наркиз, ты христианин? — Это странный вопрос, девушка, — ответил вампир. — Разве можно говорить так о нежити? — А я думала, что христианин — тот, кто верит в Христа, — возразила Анастасия. — Знаешь, у мусульман например есть легенда, что Магомет обращал джиннов в ислам… — Нет и не может быть такой легенды про вампиров. Все, что зовется нежитью, принадлежит врагу рода человеческого, и самое имя Бога для нас запретно. Если бы ты была христианкой, то произнося его, причиняла бы мне сильную боль. — А вот наш Господь говорит, что имя его позволено произносить всякому. Хочешь попробовать? — Нет. Но ты, если хочешь, произнеси его вслух. И тогда Анастасия, возведя глаза вверх, торжественно раскрыла Наркизу главную истину своей веры. — Слушай же. Господа нашего зовут Бармалей. И замерла, ожидая ответной реакции. — Я ничего не испытал, — сказал Наркиз. — Как с чаем. — Значит, наша вера для тебя благотворна. Наверное, время когда ты читал детские книги, было очень давно, раз имя Господа не вызывало у тебя никаких чувств. Человеку обычно требуется мужество, чтобы признать его. Оно зло ославлено в детской литературе. — Я действительно не читал ваших детских книг. Но то, что имя не причиняет мне боли, можно объяснить иначе… Имени того, другого, я по крайней мере не могу произнести вслух — чем не подтверждение его реальности? А твой Бог дает какие-нибудь осязаемые подтверждения того, что он есть? Совершал ли он чудеса? Анастасия покачала головой. — Единственное настоящее чудо — то, которое происходит в человеческой душе. А все остальные чудеса — просто фокусы… — И что? — То, что Он — Господь, а не фокусник. А настоящих чудес, о которых я только что говорила, Он совершил предостаточно. Если хочешь, могу рассказать… Послушай, Наркиз, ведь ты должен знать, что основа веры отсутствие осязаемых подтверждений, которые можно показывать любому желающему. Я могу только доказать, насколько велика моя собственная вера. — Нет нужды мне что-то доказывать, — ответил вампир. — От моего мнения давно уже ничего не зависит. Путь существ, таких как я, проторен заранее. — Наркиз… если бы ты захотел дать мне возможность предоставить такое доказательство… — произнесла Анастасия задумчиво. А потом продолжила, все более увлекаясь: — Знаешь, перед самым концом всех верных Господу ждут испытания. И только пройдя их, можно с уверенностью сказать: «Я — истинной веры». Только выдержавшего испытание ждет настоящее величие. Наркиз… если ты можешь уйти, а потом вернуться в следующий раз, скажем завтра… клянусь, я ничего не сделаю для своего спасения. Я буду ждать твоего прихода в молитвах и благословениях Господу. Это и стало бы моим испытанием. Ведь испытание можно пройти только при жизни. Наверное, кажется, что я просто хочу любым способом продлить себе жизнь, но, прошу, всмотрись в меня. Ты ведь наверное очень старый, много вдел и должен разбираться в человеческих чувствах. Всмотрись: так это, или нет? Или все чего я хочу — пройти испытание веры? Вампир долго молча смотрел на свою собеседницу, а потом произнес: — Такое не в обычае вампиров. Но ты и в самом деле веришь в то, что сказала. Не в обычае вампиров все, что происходило сегодня. Никто не предлагал, узнав кто я есть, разделить со мной трапезу, никто не обращал ко мне проповедей. И об испытании веры меня уж тем более никто не просил… Я дам тебе возможность, о которой ты просишь, и вернусь завтра ночью. За это время ты узнаешь себе цену. Сказав так, он неуловимо поднялся из-за стола, повернулся, и огромная летучая мышь, возникшая на месте человеческой фигуры, вылетела в коридор. А на столе осталась стоять чашка, выпитая лишь на треть. Символически.