Земляне внесли свою лепту в процесс разрушения. Нет, они, скорее всего, ничего не ломали. Просто некоторые упавшие блоки, не самые большие, переместили по своему усмотрению, добавив к ним немало дикого камня или мелких обломков. Устроили завалы и приличные стены во всех проходах по краю, навалили там же площадки для стрелков и метателей камней. Выглядело все убого, но Рогов не мог не признать, что дикарям такой орешек может оказаться не по зубам. Тот случай, когда даже неопытный боец может легко остановить пятерых, знай себе сверху тяжести на головы бросай и самых непонятливых коли длинным копьем с безопасной позиции.
Ловко все устроено, и работы продолжаются до сих пор. Прямо сейчас можно наблюдать, как пятеро мужчин перетаскивают мраморный блок, уложив его на примитивное подобие низких салазок. Чуть дальше такой же блок затаскивают на вершину строящейся стены, которая должна сдерживать прорвавшихся за первую баррикаду. Все делается вручную, при помощи простейших рычагов, веревок и пандусов из тонких ровных бревен. Где такие смогли заготовить при здешнем скудном лесе — загадка. Скорее всего, пришлось тащить издали, что добавило трудностей.
Тяжело, трудоемко, сложно. И ради чего все это?
На вид вроде как грозная крепость, в ней можно легко разместить хоть тысячу человек. Но склоны вокруг почти лишены зелени, лишь голый осыпающийся камень, озера и реки не наблюдается, непонятно даже, откуда воду берут, не говоря уже о рыбной ловле.
Отличное место, чтобы эффективно воевать. Но чем здесь заниматься кроме того, чтобы отбиваться от нападающих?
Абсолютно нечем. Разве что голодать и умирать от тоски.
Ноль перспектив.
Помещение, куда привели Рогова, было под стать всему остальному. Стены из тех же мраморных блоков, кое-где сохранились фрагменты штукатурки или, быть может, скрепляющего раствора. Потолок давно обвалился, все обломки люди вынесли, расчистив площадь, а крышу устроили по технологии дикарей: из тростниковых связок, жердей, коры и глиняной обмазки. Выглядело это столь же неуместно, как соломенный шалаш на вершине современного небоскреба.
Старшего здесь называли странным прозвищем — Огай.[4] Все, что Рогов сейчас мог о нем сказать: с виду мускулатурой не блещет, да и рост не очень, зато рукопожатие заставляет жалобно трещать кости. Жилистый и резкий мужик лет тридцати пяти, хотя точно сказать трудно. Похоже, чистокровный кореец или кто-то им родственный, а несведущий человек вроде Рогова может сильно ошибаться, пытаясь определить возраст азиата.
Покончив с коротким ритуалом жесткого рукопожатия, Огай указал на колченогий стул, сделанный из обрезков жердей, полосок лыка и кожаных ремешков. Все те же туземные технологии, но теперь примененные не к жилью, а к мебели.