— Это защита от магии.
— Зачем тогда он его снимает и надевает?
— Это его собственная магия, — улыбнулся Гилфа.
Фрейдис не испытывала особого расположения к этому мальчику. Он долго настаивал на том, чтобы она шла одна, а теперь вдруг изменился и стал вести себя по-дружески. Она видела его таким, каков он есть, — стремящимся, хотя и не очень ловко, использовать людей и ситуации для своей выгоды. Слишком мило он улыбался, слишком явно стремился угодить. Такие мужчины недолго остаются в обществе воинов.
— Ты родом с севера?
— Как видишь.
— Где ты жила?
— В Хордаланде.
— Там живут суровые мужчины. И леди тоже.
— Недостаточно суровые. Они не смогли защитить меня, и мне пришлось взять в руки оружие.
— Ты была замужем!
Гилфе вдруг показалось это смешным. Ему повезло, что с таким языком он еще жив. С любой боевой ладьи он добирался бы домой вплавь.
— Когда я сидела на табурете и доила корову, вместо того чтобы махать мечом, я была красивее. Уродство — судьба всех бывалых воинов. А ты хорошо выглядишь, как я заметила.
— Я бы не хотел с тобой кувыркаться, — сказал мальчик. — Ты — жесткая женщина и, я думаю, не создана для ласки.
— Кто бы говорил, — ответила Фрейдис. — Если бы я выбирала мужчину, он был бы покрепче, чем ты.
— Предложи себя нашему вожаку. — Гилфа кивком указал на Луиса. — От него у тебя были бы могучие сыновья.
— У меня были сыновья, — сказала Фрейдис.
— Они были сильными мужчинами?
— Пока не погибли.
— Если бы ты вырастила сыновей, то тебе недолго оставалось бы жить. А ты очень крепкая и сильная, должен признать.
— Всем нам осталось недолго, — с грустью произнесла Фрейдис. — Посмотри вокруг. Надеешься выбраться отсюда?
— Надеюсь.
— Надежда — для трусов, — заявила Фрейдис. — Воин ищет только достойной смерти. Как можно идти в битву и думать о жизни, о старости, об очаге и кружке эля? Думай о великих деяниях, о сильных врагах, о битве, достойной сыновей скальда.
— Ты не ищешь смерти, — сказал Гилфа. — Зачем тогда пришла к вождю за помощью? Почему не бросилась в первую же битву?
— Я уже прошла через много битв, — ответила Фрейдис. — И кроме славы у меня есть ради чего жить.
— Что же это?
— Любовь, — сказала Фрейдис. — Она из любого может сделать труса.
— Так у тебя есть мужчина?
— Я люблю женщину, которой служу.
— Так я и знал, — усмехнулся Гилфа. — Ты слишком долго жила, как мужчина, а теперь и думаешь по-мужски.
Фрейдис засмеялась.
— Как будто я могу быть такой тупицей!
Они прошли через почерневшую от пепла деревню — всего три усадьбы, в которых были выжжены все признаки жизни. Фрейдис вспомнила свой собственный дом — длинный, чуть скошенный из-за просевшего угла. Вспомнила покрытые зеленым мхом стены, обращенные вглубь материка, и голые стены, обращенные к морю, — на которых лишь по весне вырастали сосульки; ее муж сделал низкую дверь — так было меньше сквозняка, но трудно было загнать в дом коров в плохую погоду. Его часто не было дома, и, возвращаясь, он все время забывал пригнуться. Если ее дом сожжен, то он мало чем отличался от этих.