Город качался и плыл под ногами, пурга убаюкивала, мысли путались… От бесконечного мельтешения снега перед глазами голова и впрямь закружилась.
«Может, назад повернуть? Все равно ведь не знаю точного адреса… мелькнула в нем мысль-искусительница. — Ни за что! Я тогда никогда не стану собой…»
И почему так — почему эта упрямая убежденность вдруг утвердилась в нем, Никита не понимал — он просто знал это. И это знание, рожденное любовью, вьюгой, опасностью и одиночеством, вдруг придало ему сил. Он почувствовал, что должен идти против ветра — отныне и всегда — и только так, не сдаваясь, не уклоняясь от избранного пути, сможет стать настоящим мужчиной. Таким, который не прячется за чужие спины, не изменяет принятых решений и идет к своей цели.
Он приподнял повыше воротник своей короткой дубленки и, наклонив голову, чтобы снег не слепил глаза, двинулся вперед.
— Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю, И в разъяренном океане, Средь грозных волн и бурной тьмы, И в аравийском урагане, И в дуновении чумы… — выдыхал он во мглу чеканные строки Пушкина. И ритм стиха влек его за собой.
И странное дело — внезапно Кит ощутил в себе такую уверенность, такой прилив сил, которых прежде не ощущал. Он вдруг понял, что счастлив. Он существует не зря — у него есть его родной город, его любимая девочка, родители, которые ждут его, книги, стихи и… что-то ещё — что-то иное, высшее существующее во всем… Он ясно ощутил чье-то невидимое благое присутствие и… неожиданно еле слышно — одними губами — прошептал:
— Господи, помоги мне!
«Да, конечно, я и гадать не гадал, что мне — наяву — доведется встретится с проявлением темных сил… Но… раз они есть, ведь это значит, что и чудеса тоже есть! И высшая благая защита — покров небесный! И Николай Угодник, и Матерь Божья и Тот, Кто рождается завтра в ночь… Даже подумать страшно, что это — реальность, самая настоящая — та, которая была, есть и будет, а мы… мы как дым. И может быть, то, во что ты веришь — и станет твоей реальностью. И здесь, на земле, и потом… Да, — повторил он и улыбнулся — так захватила и поразила его эта мысль, — я где-то читал, что мысли… они воплощаются. И мама так говорит. Так пусть воплотится все самое доброе и хорошее в эти дни. Для всех — и для города, и для людей, и для тех, кто уже там — в мире ином… для всех, кто любит и верит — пусть для всех совершится чудо… Рождество! Да… пусть будет так!»
И он прибавил ходу, словно эти мысли сделали его старше, сильнее. Он перестал дрожать и окреп.
Темная громада вынырнула из тьмы слева от него — храм, одетый в строительные леса. За ним показалась другая церковь — поменьше. Она явно была уже действующей — купола загадочно светились во тьме, пространство внутреннего двора расчищено. Когда Никита поравнялся с церковью, гулко ударил колокол. Раз, другой, третий…