— Да.
И хлопотливая электричка унесла их прочь из заснеженной сказки — там, вдали осталось Абрамцево, искрящее драгоценными высверками нетронутого снежка, скамья Врубеля и церковь, расписанная васильками, в которую они так и не заглянули, и Нил Алексеевич Левшин — подвижник с душою ребенка… потому что только ребенок может с такой любовью и преданностью всматриваться в красоту мира, для него ещё первозданного… Один из тех, кто, не требуя ни почестей, ни наград, удерживает на своих плечах свод русской культуры.
А Женя и Кит сидели на жесткой холодной лавке качавшегося вагона — у окошка сидели, прижавшись друг к другу. Им было хорошо. Женя сразу задремала — сказалось все пережитое за эти нелегкие дни. А Никита… он думал думу нелегкую.
Ему предстояло трудное возвращение.
Нет, о родителях, — как это и не прискорбно, — он не думал теперь. Что сказать Жене? Признаться в том, что он почти всю ночь провел под окном старухи или нет? Что он все видел, все слышал… И даже более… Он подслушал разговор тетки с ужасным демоном и знает то, чего не ведает сама Женя. Он знает, кто убил её мать! И разве может он, — вот так, сразу! огорошить её этим известием? Мол, тетушка твоя, к которой ты все последние годы бегала как собачонка, маму твою отравила! Да, он этим Женю убьет! Ну, не убьет, — но в душе её сорвется что-то, сломается… И скорее всего, он станет ей ненавистен! У неё удивительно тонкая и ранимая душа, а потому реакции очень часто — взрывные, опасные. Ей ведь столько пришлось пережить!
Но главное — он должен помочь ей поверить в себя, а не в проклятое теткино наследство! Уберечь от страшного дара старухи — его девочка не будет колдуньей! Не станет прислужницей тьмы!
Но ведь они приближаются к Москве — к городу, где теперь эти самые силы тьмы гуляют на воле! Там, в Абрамцево, под защитой любви, которая проницает все, к чему ни прикоснется гений художника, данный ему от Бога, там они были в безопасности. И кольцо молчало. Оно «заговорило» только тогда, когда Женя достала эту фигурку. И уж он-то — Никита — знал, кого эта фигурка изображала…
Это была старуха!
Главное продержаться до Рождества, главное — не пустить туда Женю. А там, — он почему-то был абсолютно уверен в этом, — зло отступит.
Но идут волхвы под Вифлеемской звездою — идут и теперь, в эти минуты, где-то здесь, на земле… И чудо повторится. Оно повторяется снова. Волхвы уже близко… Скоро они возвестят миру, что спасена любовь.
Ей, грядет младенец-спаситель! Грядет Рождество…
Господи, только бы поскорее!
Они миновали «Таининскую», и Женя проснулась. Она потерлась щекой о Никитино плечо. Зевнула, прикрыв рот ладошкой.