Слеза скатилась по щеке Оливии. Ксандер ужасно хотел стереть ее, но не посмел к ней прикоснуться.
– Я знаю, что сказала тебе это, Ксандер. Мне было легче обвинить тебя, чем признать свою ответственность за то, что произошло. Паркер играл в моей студии в то утро – разве ты не помнишь? Но он шумел, возясь со своим паровозиком, это действовало мне на нервы, и я не могла сконцентрироваться на работе, так что я велела ему поиграть во дворе. Если бы я этого не сделала… – Голос ее оборвался, и она обхватила себя руками.
Ксандер молчал, а она подошла к дивану и взяла сумку.
– Прости, Ксандер. Мне так жаль – ты и представить не можешь. Я надеялась, что если мы поговорим, как полагается, то, может, у нас получится разобраться. Но кажется, пропасть между нами так широка, что ничего не выйдет.
Прежде чем он смог вымолвить хоть слово, Оливия ушла. Ксандер присел на диван, чувствуя, как на него наваливаются безысходность и одиночество, – так плохо ему не было никогда прежде. Лучи вечернего солнца заливали полуостров, что лежал на другом конце гавани. Там был его дом, и, если уж быть до конца честным, там было его сердце.
Он снова вспомнил слова Оливии о ее чувстве вины за тот ужасный день, когда их мир рухнул. Почему она раньше ничего ему не говорила?
«Я поступила так, как учил меня мой отец. Собрала осколки и пошла дальше».
Ну конечно! Именно такой пример подал ей отец, когда умерла ее мать, это было так похоже на его собственное детство. Идти вперед, стиснув зубы, ни о чем не сожалея, не позволяя чувствам вырваться наружу. Делать то, что нужно. И молчать.
Мог ли он сам приложить немного больше усилий, чтобы спасти их брак после смерти Паркера? Конечно мог, но не сделал этого. Замкнулся в себе. Слишком старался сохранить лицо – именно так поступала его мать. Он никогда не замечал, чтобы она показывала свою слабость, не видел ни единой слезинки на ее лице. Когда становилось особенно тяжело, она просто начинала работать еще усерднее. И он делал то же самое.
Когда Оливия сказала ему, что у них будет ребенок, он с головой бросился в работу. Отдалился от жены и их еще нерожденного малыша, стараясь сделать все, что в его силах, чтобы обеспечить их финансовую стабильность. Он заслужил повышение по службе и гордился собой. Но откуда ему было знать, что такое отцовство? Видит бог, у него не было хорошего примера для подражания. Не было времени, чтобы об этом задуматься или даже просто представить себе, что это такое, – они с Оливией не разговаривали, не обсуждали это, и новость была для него шоком. А потом, к его изумлению, когда родился Паркер, он сразу почувствовал привязанность к нему и безграничную любовь. И это было взаимно и даже немного пугающе.