У меня уже прозвучало сравнение буквы и ноты. И в самом деле, разве разлинованный, как нотоносец, пергамент по мере труда скриптора не становится похожим на партитуру ? Разве не начинаем мы слушать музыку рукописи, едва только откроем её, едва лишь увидим причудливейшую, подчас, криптографию её нотации, говорящей более слуху, чем глазам ? Вот "distinctio maxima" - точка, ставящаяся наверху строки и означающая окончание предложения. Разве эта не та же точка, что, наоборот, прибавляет ноте половину её длительности ? Вот змейка, в раннем средневековье обозначавшая собой тысячу. Но так же, только отраженное в каком-то духовном зеркале - speculum - группетто объединяет собою несколько нот. Их штили и поперечные ребра напоминают нам стержни букв, то ли соединенных между собою лигатурами, то ли покрытых сверху поперечной перекладиной - значком сжатия при контракции. Восьмушки нот - неправда ли красуются, как выпущенные петли минускульных "b" и "l". В аббревиатурах нотных записей знак % обозначает последующее многократное повторение коротких фигур, и как же перекликается это с таким же обозначением слова "est" ("существует", "совершается") в стенографии тиронской системы ! Посмотрите, с одной стороны, надписанные в контракции сверху "litteras suprascriptas" висят в партитурах придыханием форшлагов; с другой же перечеркнутые ноты, или "короткие форшлаги", перешли в рукописные книги, где в словах, подвергнутых суспензии, или сокращению, последние буквы оказываются тоже перечеркнутыми. Так же, подобно скрипичным ключам, в начале строк там стоят инициалы акростихов. Поэтому в рукописях, особенно в древних, слова всегда оживают и начинают источать музыку. И теперь я задаю себе вопрос : какой характер имеет произведение, которое "слышат" наши глаза, глядящие на королевские дипломы Меровингов, где коллапсирует новых римский курсив ? Если библиадность, барочность монументального письма рождает фрески, подобные Баху или Бетховену, то дрожь и испуганность меровингского курсива сродни атональной музыке "Лунного Пьеро" с семнадцатью буквами, "соотнесенными лишь между собой", а не с парадигмой ладов, структурирующих красоту. Как я сказал двести лет активности королевской канцелярии - это кажущееся корпение над одной и той же грамотой, тянущееся, как глиссандо. Здесь хаос выпущен на свободу, и извивающиеся червяки букв символизируют одно - "эмансипацию диссонанса". Таков меровингский стиль. И я подробно остановился на нем, потому что именно он в союзе с ирландским влиянием создал неповторимое "люксейльское письмо", то есть такой почерк, который зародился в родном для Адсона монастыре.