— Спасибо тебе, спасибо, спасибо, — беспрестанно повторяла она.
— Это была чудовищная глупость.
— Я хотела, чтобы ты меня спас.
— Ты разве не понимаешь, что легко могла утонуть?
— Ты спас меня!
Перенесенный стресс, огорчение, облегчение вызвали в нем гнев. Он почти закричал:
— Глупая девчонка! Из-за тебя мы оба могли погибнуть.
Она притихла. Сев на траву, он выливал воду из туфель.
— Ты же ушла под воду, я не мог тебя видеть. А мокрая одежда тянула меня на дно. Мы могли утонуть, оба. Это у тебя такое чувство юмора? Да?
Ответить было нечего. Она оделась, и они пошли обратно: Брайони впереди, он, хлюпая мокрыми туфлями, — сзади. Ему хотелось поскорее оказаться на парковой лужайке, под солнцем. А потом предстояло в таком виде тащиться к себе в бунгало, чтобы переодеться. Его гнев еще не иссяк. Не такая уж она маленькая, думал он, чтобы не понимать, что следует извиниться. Девочка тем не менее шла молча, опустив голову, вероятно, дулась — лица ее он не видел. Когда они вышли из лесу и прошли через узкую калитку, она остановилась и повернулась к нему. Тон ее был решительным, даже вызывающим. Она не столько дулась, сколько давала отпор:
— Знаешь, почему мне хотелось, чтобы ты меня спас?
— Нет.
— Разве это не очевидно?
— Нет, не очевидно.
— Потому что я тебя люблю.
Она выпалила это отважно, высоко вздернув подбородок и быстро моргая — словно внезапно открывшаяся судьбоносная истина ослепила ее.
Он подавил желание рассмеяться. Значит, он — объект девичьего смятения?
— Что, господи прости, ты имеешь в виду?
— То же, что и все, кто произносит эти слова. Я тебя люблю.
На этот раз фраза прозвучала на высокой жалобной ноте. Он понимал: следует воздержаться от иронии. Но это было трудно. И он сказал:
— Ты меня любишь и поэтому бросилась в реку?
— Я хотела знать, спасешь ли ты меня.
— Теперь знаешь. Я рисковал ради тебя жизнью. Но это не значит, что я тебя люблю.
Она отступила на шаг.
— Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь. Я буду вечно помнить об этом.
Наверняка — строчки из какой-нибудь книги, из последней прочитанной, или из рассказа, который она написала.
— Ладно, — сказал он. — Только никогда больше не проделывай этого — ни со мной, ни с кем бы то ни было другим. Обещаешь?
Она кивнула и на прощание повторила:
— Я люблю тебя. Теперь ты знаешь.
Потом зашагала к дому. Дрожа, несмотря на палящее солнце, он смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, затем отправился домой. До отъезда во Францию он с ней больше не виделся, а в сентябре, по его возвращении, ее уже не было — уехала в интернат. Вскоре и он отправился в Кембридж, Рождество провел с друзьями. Они с Брайони не встречались до следующего апреля, а к тому времени все забылось.