— Не говорите глупостей. Мы вынем их — глазом моргнуть не успеете. Как это случилось?
Объясняя, что занимался строительством взлетных полос на полях Северной Франции, летчик по-прежнему не сводил глаз с металлических пинцетов, которые она вынимала из автоклава. Они сверкали в лотке с синей каемкой.
— Мы шли на работу, в небе появился «джерри»[35] и сбросил на нас свой груз. Мы рванули назад, на другое поле, он — за нами, мы — еще дальше. И так — пока не уперлись в море.
Брайони улыбнулась и откинула одеяло.
— Давайте-ка посмотрим, что у нас здесь, хорошо?
Его ноги уже были отмыты от мазута и въевшейся грязи. Из мышц голени торчали осколки. Раненый приподнялся, взволнованно глядя на Брайони.
— Лягте на спину, чтобы я могла осмотреть ногу.
— Они мне нисколько не мешают, — заверил летчик.
— Пожалуйста, лежите спокойно.
На голени виднелось несколько осколков. Вокруг каждого кожа немного вспухла и воспалилась.
— Сестра, они мне и правда не мешают. Я даже рад буду сохранить их на память. — Он неубедительно рассмеялся. — Будет что показывать внукам.
— Они вызывают воспаление, — объяснила она. — И могут уйти внутрь.
— Внутрь?
— Да, внутрь, а потом — попасть в кровь, и кровотоком их может отнести к сердцу. Или в мозг.
Похоже, он поверил ей, потому что лег на спину и вздохнул, адресуясь к высокому потолку:
— Черт с вами. Ой, извините, сестра. Просто я не думал, что это будут делать уже сегодня.
— Давайте вместе сосчитаем их. Давайте?
Они начали считать вслух, хором. Восемь. Брайони легонько толкнула летчика в грудь:
— Они выйдут легко. Лежите. Я постараюсь сделать все как можно быстрее. Если вам так будет легче, ухватитесь руками за спинку кровати.
Ноги раненого были напряжены и, когда она взяла в руку пинцет, задрожали.
— Не задерживайте дыхание. Постарайтесь расслабиться.
— Легко сказать — расслабиться! — хрипло хохотнул он.
Брайони подстраховывала правую руку левой. Было бы удобнее сесть на край кровати, но это считалось непрофессиональным и строго запрещалось. Когда она положила левую ладонь на невоспаленный участок ноги, больной поморщился. Она нашла самый маленький осколок на краю пораженного участка. Его выступающий наружу конец имел треугольную форму. Брайони ухватила его пинцетом, выдержала паузу, потом быстро и уверенно, но не дергая, удалила осколок.
— Мать твою! — не сдержал летчик вырвавшееся ругательство.
Слова, рикошетом отразившись от стен, повторились несколько раз. В палате по ту сторону ширмы не то чтобы все замерло, но стало явно тише. Брайони еще сжимала пинцетом окровавленный кусочек металла с острым концом длиной в три четверти дюйма, когда за ширмой послышались решительные шаги. Брайони бросила осколок в лоток. Сестра Драммонд чуть сдвинула край ширмы. Она совершенно спокойно взглянула на табличку с именем, прикрепленную к изножью кровати, оценила состояние раненого и, глядя ему прямо в глаза, тихо произнесла: