Я спустился вниз по стене и крепко сжал голову руками. Что же ты натворил, Макс? Что ты, бл***, наделал. Я не дам тебе сдохнуть, я тебе с того света вытащу, чтобы ты жил с этим. Один. Чтобы каждый день перед глазами у тебя все это кровавой пеленой стояло, чтобы ни один крик не затихал в голове и сводил с ума. Только рядом никого не будет. У тебя больше нет ни брата, ни жены, никого. Ты сам так захотел. Сам выбрал…
Какой тварью нужно быть, чтобы совершить это! Лучше убил бы! Одним выстрелом. Горло перерезал. Казнил. Но вот так… как последнюю дрянь. Надругался. Унизил. Растоптал. Цинично ломал, наслаждаться ее криками, болью и страданиями…
На полу — тоже все в крови. Казалось, что вся комната залита ею. Даже стены. На них — брызги алого цвета, они еще не успели побагроветь, слишком свежие. Словно еще один удар: “Вот, смотри, Андрей, что он с ней делал. Смотри!” Дьявол, как же тяжело. Невыносимо тяжело. Да лучше бы не отыскалась она тогда. Выживала, как умела, в том интернате. И выжила бы, выжила. Потому что там всегда готова была к удару, там ни к кому спиной не повернешься, не говоря уже о доверии. Там она смогла бы противостоять опасности, потому что знала каждую из них в лицо. И что получила в итоге? Картинку идеальной семьи? От счастья парила, чтобы потом в собственной крови захлебнуться.
Мы спасем ее. Спасем. Иначе все это не имеет смысла. Только проклянет она нас за это. Что вытащили ее с того света. Не захочет жить, а придется. И в этом ее личный ад будет. Продолжать жить…
***
Ефим откинулся на спинку стула, сплевывая кровь и время от времени прикрывая веки от того, что обильный? пот градом стекал по его лицу, щипля в глазах и застилая взор. Здесь и правда было чертовски жарко. С каждым часом, что он сидел здесь, температуру в помещении повышали еще на несколько градусов.
Я распахнул дверь, прошел несколько шагов и поставил на край стола бутылку с ледяной водой. По запотевшему стеклу бежали вниз влажные струйки, и я увидел, как Фима судорожно сглотнул. Жажда… Она сильнее голода во сто крат. И этот его жест очень ярко продемонстрировал, что он хочет жить. Тело не лжет, наши движения часто неподвластны установкам разума, и он сколько угодно мог орать о том, что не боится смерти, только инстинкт самосохранения не обманешь.
Откупорил бутылку и, наливая воду в два стакана, подвинул один к Ефиму, зная, что он и так не сможет взять его, так как его руки заведены за спину и закованы в наручники.
— Ну что, Фима, как тебе отпуск? Тепло, никаких заданий, начальства… Спасибо не надумал сказать?