— А какая разница, все равно мне или нет. Ему-то до меня дела и так нет… Бабы интереснее, зачем дочь-то — обуза лишняя…
Впилась ногтями в кожу ладони, чтоб эта сучка не видела, как мне больно, как слезы эти дурацкие на глаза наворачиваются. Ненавижу… его и ее ненавижу. За то, что сижу сейчас тут и должна слушать ее нотации и терпеть заносчивый вид. Думает, прыгнула в кровать к этому… и все можно. Хрен вам…
Женщина молчала. Ждала. И в этой тишине мы провели несколько минут. Она наблюдала за мной, я хоть и не смотрела в ее сторону, чувствовала на себе ее взгляд. Черт! Сколько это будет продолжаться. Пусть уведут меня отсюда. Хоть в камеру, хоть куда… Это невыносимо, сидеть вот так…как под микроскопом каким-то и давиться собственными эмоциями, чтобы они не выплеснулись наружу. Наконец-то она не выдержала и нарушила молчание:
— Знаешь, чем ты занимаешься, Карина? Тебе никто этого не говорил. Я уверена. А вот я скажу… — пауза, — Ты себя просто жалеешь…
Вот здесь уже не выдержала я! Да кто она вообще такая! Как смеет мне говорить все это. Я вообще ее первый раз вижу, чего она мне в душу лезет. Пошла к черту вместе со своим “Андреем”. Повернула к ней голову и прошипела:
— Да что ты обо мне знаешь?
Мне казалось, ее голос немного изменился. Смягчился, что ли. Понимала наверное, что я на взводе.
— Я все о тебе знаю. Все! Даже больше, чем ты сама. И знаю, что ты чувствуешь. Только затянула ты со страданиями, девочка…
Я почувствовала, как защипало в носу — черт, сейчас разревусь. Только не это! Не перед этой, которая разумничалась тут. На меня никто так не смотрел до этого. Никто. Она меня не жалела. Не было там сочувствия. И я не знаю, разозлило это меня или восхитило. Потому что мне и правда надоела их жалость. Как будто я инвалид какой-то. Слезы все же побежали по щекам, и я поспешно начала размазывать их руками.
Она поднялась со своего стула и, пока обходила стол, обратилась ко мне снова:
— Я не хочу делать тебе больно, Карина… Это не жестокость, это та правда, на которую тебе пора открыть глаза.
Я затихла, успокаиваясь. Раздражение уступило место… заинтересованности. Я не знаю, почему, но я наконец-то почувствовала, что со мной говорят… Именно как с равной.
— Я хочу тебе кое-что показать… Подойди сюда, пожалуйста…
Я поднялась и, превозмогая сомнения, подошла к столу, становясь рядом.
Она вытащила из шкафа несколько таких же папок, которые были наполнены различными материалами. Открыла первую из них. Из фото на меня смотрела девочка лет четырнадцати. Светло-русые волосы, серые глаза, типичный подросток, как любая моя одноклассница.