Вечером тон в разговоре задавал Доббс. Он сказал:
— Что, интересно, поделывает наш старик?
Но думал при этом не о нем, а о себе самом, о своих интересах. Положим, сперва он, может быть, и вспомнил Говарда. Но, не успев еще договорить предложение до конца, уже отдавал себе отчет, что нечто иное волнует его куда сильнее судьбы Говарда. Посмотрел в сторону сваленных в кучу шкур, и на некоторое время его взгляд задержался на шкурах Говарда.
Куртин тоже поглядел в ту сторону. Но взгляд Доббса он истолковал неправильно. И спросил поэтому:
— О-о, я уверен, мы весь наш груз доставим в порт в полном порядке. От гор мы ушли уже на порядочное расстояние. Через два дня — если только отец небесный нас не оставит своими заботами — мы увидим дымок паровоза.
Доббс ничего не ответил. Сидел, уставившись в огонь, потом повернулся в ту сторону, где пошевеливались тени пасущихся ослов, и, поскольку никто не заставлял его ни смотреть на огонь костра, ни следить за ослами, снова прикипел взглядом к грузу, и особенно — к имуществу Говарда.
Вдруг он толкнул Куртина кулаком в бок и громко рассмеялся. Он хохотал так, что в горле у него булькало, он то заходился от смеха, то смех становился прерывистым.
Куртин смотрел на него в удивлении и некотором смущении, веселье Доббса немного заразило его, он улыбался и оглядывался по сторонам, словно ища причину веселья и смешливости Доббса.
Наконец спросил, продолжая улыбаться:
— Ну скажи же мне, дружище, что тебя так сильно развеселило?
— Ах, сынок, ах, сынок, — Доббс снова расхохотался. — Знал бы ты, сынок, насколько это забавно. Просто ужасно забавно.
— Что забавно?
— Нет, ты вообрази себе, этот осел премудрый доверил нам все свое золотишко. Здесь, в дикой глуши. И смыться для нас — плевое дело. Ни один ветерок никому не шепнет, куда мы подевались. И где нас потом разыскивать этому старому чучелу?
Куртин перестал улыбаться.
— Я тебя не понимаю, Доббс, — сказал он. — О чем ты говоришь?
Доббс рассмеялся и снова ткнул Куртина кулаком в бок.
— Не понимаешь? Ягненок невинный, ты где вырос-то?
— Клянусь Джолли, я тебя не понимаю, — Куртин покачал головой.
— А что тут понимать? Не будь таким тугодумом. Мы расстаемся.
По виду Куртина нельзя было сказать, будто он понял, чего от него хотят.
— Расстаемся, расходимся, — объяснял Доббс. — Разложим все, разделим по-честному — и каждый сам по себе.
— Теперь я начинаю понимать, — кивнул Куртин.
— Долго же до тебя доходит, — сказал Доббс и похлопал его по плечу.
Куртин встал. Походил немного, вернулся к костру. Но не сел, а остановился и уставился на него. Потом медленно проговорил сквозь зубы: