Никому из троицы не удалось бы провести двух остальных. Целыми месяцами им не за кем было наблюдать и некого изучать, кроме своих сотоварищей. И ничто от этого изучения не отвлекало: ни книги, ни газеты, ни другие лица, ни картины природы. Часто стоило одному начать предложение, как двое других уже догадывались не только о том, чем он кончит, но даже какими словами свою мысль выразит и в каком порядке их поставит. Благодаря этому у них со временем выработалась занятная привычка — не договаривать предложения до конца, ибо в этом не было необходимости: после трех-четырех слов ему уже отвечали. По этой же причине они настолько надоели друг другу, что были готовы бог знает на что, лишь бы перестать отгадывать заранее слова и мысли других — какая это тоска смертная! Но каким путем им было расширить свой словарный запас, откуда было родиться новым идеям? Речь шла об одних и тех же делах, одних и тех же понятиях, одних и тех же задачах. Сами того но замечая, они изобрели своеобразную форму общения, в которой непосвященный не разобрался бы.
Соорудили они, например, черпачное колесо. Оно приводилось в действие с помощью простейшего ворота. Осел тянул его, и вода сливалась в канаву, из которой падала на лотки для промывки песка. И так как обслуживать эту систему было делом сравнительно легким, его поручили Говарду. Поначалу ему кричали: «Говард, мы готовы, сливай воду!» Это длинное предложение сократилось в конце концов до одного словечка: «Слив!» И слово это стало для них обозначением для воды вообще, потому что казалось им более коротким и энергичным, чем «вода». И даже когда говорили о воде для кофе, говорили только: «Слив на о?», что означало: «Воду на огонь поставили?»
Лопату по неизвестной им самим причине переименовали в «кат», лом — в «шейк», динамичный патрон — в «Мэри». Когда поджигалась «Мэри», употребляли для этого два слова: одно из них «Мэри», а другое из чувства приличия и по другим причинам мы приводить здесь не станем, хотя при известных обстоятельствах и при известных условиях эти понятия соотносимы. Это же слово они употребляли, когда раскуривали трубки или поджигали костер. «Еда», то есть обед, получила обозначение скорее противоположного свойства, если его вообще употребляют воспитанные люди — обычно они этого избегают и даже с большой осторожностью подыскивают подходящее случаю описательное выражение.
Говарда никогда не звали по имени, а только О и Об. Оно образовалось из «олд бой», — что равнозначно «старику» или «старине». Куртин превратился в Ку, а Доббса почему-то прозвали Памп. Ни сам он, ни Говард с Куртином не сумели бы объяснить, как это вышло.