Юрий Богатырев. Чужой среди своих (Боброва) - страница 57

– Рисковали, азарт был, но Господь управил, – вздыхает Михалков.

* * *

– Он был абсолютно бесстрашен. – Не то чтобы храбр, а именно бесстрашен, подчеркивает режиссер. – Храбрость – это когда человек знает об опасности и осознанно идет на риск. А бесстрашие – когда он ее не чувствует. Юра был замечательно наивен. Он был убежден – раз друзья просят сделать это, значит, они за него отвечают и надо делать, потому что все будет нормально.

Это удивительно. «По вере вашей и воздается вам». В этом отношении он был совершенно доверчивым человеком, которому все давалось как бы легко. Первый раз сесть верхом – и сразу аллюром в поля!

При всей его грузности, неспортивности – иллюзия создавалась потрясающая… Не знаю, как он чувствовал себя в седле – наверное, плохо с его ростом… Когда он по ушам бил Александра Кайдановского – работала вся его фактура, вся его мощь.

Как он управлялся с этим? Не знаю. Потому что практически он не был гибким и внешне пластичным – хотя и был удивительно пластичным внутренне. Именно это очень многое компенсировало.

Если бы тогда не закрыли «Сибирского цирюльника», Юра, конечно, успел бы сняться в этом фильме. Он знал о замысле, читал сценарий… Также для него, умного, тонкого артиста, мы писали Николая I в «Грибоедове»…

* * *

В 1987 году были сняты «Очи черные». Михалков продолжает рассказывать:

– Там Юра великолепно сыграл городского голову. Потом «Автостоп» – уже без него. Еще Юра снялся в нашей совместной с итальянцами рекламе пасты «Барилла». И все… Дальше у него пошли роли в картинах Ильи Авербаха, Виктора Титова… И там он был снова совершенно неожиданный. Юра действительно обладал редкостной неузнаваемостью. Он как-то мне жаловался: «Вот сволочи, что за люди! Каждый день в кино снимаюсь, а вчера вот встал в очередь за туалетной бумагой (тогда это была тяжелая проблема) и рожей все крутил-крутил, ну никто не узнал, никто не пропустил… Простоял в очереди три с половиной часа! Ты можешь себе представить, какие мерзавцы?» И все это на полном серьезе.

Кстати говоря, его «неяркость» была его великим преимуществом – он был из тех актеров, которые могли быть любыми. Он был как бы стерт. Зато из него можно было делать что угодно.

Трудно найти другого такого актера, который мог бы играть и Шилова в вестерне, и Войницева в «Неоконченной пьесе», и Штольца в «Обломове», а потом Ромашина в «Двух капитанах». Юра именно тем и потрясал. Я ему это объяснял:

– Юрочка, ты великий!

– Да?

– Да. Ты великий.

– Ты правду говоришь?

– Да, ты великий артист!

Он сомневался и не понимал, что это актерское счастье – когда тебя