— Как это? — спросила она.
— Нет и все.
— Кому как, — Лена пожала плечами и подумала, что каждый имеет право на свою точку зрения.
— Всем именно так, — вновь улыбнулся гость.
— Должно быть, мы говорим о разных вещах.
— Вряд ли. Конечно, одиночество у каждого свое, однако каждый использует именно это слово. Редкое единодушие.
— И каждый думает про других: «Да что вы знаете про одиночество?!»
— Да, — кивнул он. — А на самом деле его нет.
— Да что вы знаете про одиночество? — с грустной улыбкой спросила Лена.
— Я знаю главное — его нет. Одиночество — выдумка, наваждение. Это как дурной сон, который преследует нас наяву. Одиночество это поводок, на котором держат людей, чтобы они не разбежались.
Эти слова вызывали в ней странное двойственное чувство. С одной стороны, хотелось верить этому сильному, но мягкому голосу, а с другой за громкими патетическими сравнениями и метафорами ей чудилась пустота.
— С самого детства нас пугают одиночеством, чтобы мы спешили скорей присосаться к другим людям. А на самом-то деле человек никогда не бывает совсем один.
— Как это? — вновь спросила Лена. — Вот пока ты не пришел, я была одна.
Он заглянул в ее глаза и произнес:
— Даже когда в комнате никого нет, всегда есть ты сама.
— Чушь какая-то!
— Есть твои мысли, твои чувства. Ты всегда наполняешь мир своими размышлениями и эмоциями, Мир, который ты видишь, в значительной мере отражение тебя самой. А значит и в пустой комнате рядом с тобой всегда есть ты сама.
— Но это же совсем другое! — возмутилась девушка, сложные фразы показались ей каким-то казуистическим издевательством.
— Нисколько. Просто ты пока не понимаешь.
Они с дядей вышли из дома на встретившую их утренней прохладой и шелестом листьев улицу. Лена поглядела через сочную зелень клена на высокое голубое небо, подмигнула толстой чайке, деловито вышагивающей по газончику у корней дерева, и направилась следом.
Дядя шел неспешно и мягко ступая в полшага. Точно так же он ходил на работу и вчера, и позавчера. Он изредка кивал или приветствовал взмахом руки знакомых. Ступая за дядей, девушка разглядывала горожан: дворников, отмывающих тротуары, людей из соседних домов, и служащих биржи, которые торопились к огромным дверям меж ложных колонн. Но даже поспешность последних не нарушала общей атмосферы маленького старого города. Ей даже казалось, что биржевые брокеры одеты в сюртуки и цилиндры вместо современных костюмов, а в руках у них не дипломаты, а кожаные саквояжи. Даже старенькие «Жигули» вперемешку с «Фольксвагенами» на стоянке перед зданием не нарушали этого ощущения.