Тем временем Нальянов повернулся к Дибичу. Тот же наблюдал за Еленой Климентьевой, и, когда перевёл взгляд на Нальянова, покраснел. Юлиан тут же опустил глаза. К удивлению Дибича, ему было явно неловко.
Нальянов поднялся было, однако, путь ему преградила Аннушка Шевандина. Она со странным вызовом спросила его, в чём он видит предназначение женщины? Нальянов оторопел от неожиданности, потом пожал плечами и ответил, что никогда не задумывался об этом. Заметив потемневший взгляд Анны, брошенный на Нальянова, и покрасневшую Анастасию Шевандину, Илларион Харитонов поспешно заметил, что это и так понятно.
— Предназначение женщины — возбуждать в мужчине пыл благородных страстей, поддерживать чувство долга и стремление к высокому — и это назначение велико и священно.
Нальянов неожиданно улыбнулся, любезно, хоть и чуть шутовски кивнул Харитонову, как бы соглашаясь с ним. Дибич же спросил Анну, в чём она сама видит это женское предназначение? Анна ненадолго смутилась, но её перебила сестра Анастасия.
— Не думаю, Анна, что это интересно господину Нальянову.
— Вы, конечно, скажете, что дело женщины — семья и кухня? — не обращая никакого внимания на реплику сестры, спросила Анна у Нальянова. — Вы презираете женщин, да?
— Ну, что вы, Анна Васильевна, как можно-с? — Нальянов улыбнулся беззлобно, но чуть насмешливо. — Но я против участия женщин в революции. Идеи всеобщего равенства, забившие крохотные мозги дам, взрывоопасны. Они жаждут принести себя в жертву на алтарь революции, сгореть в мировом пожаре и броситься под копыта истории. Но обязательно публично. Именно поэтому суфражисток и истеричек весьма охотно принимали в свои ряды революционеры всех мастей. Лидеры партий, всё охочие до власти мужики, знали — женщин хлебом не корми, дай чего-нибудь разломать или взорвать. В истории ведь остались имена Теруань де Мерикур и Шарлоты Корде. Останется, к сожалению, и имя Засулич. Но мне не нравится Вера Засулич. При этом, — усмехнулся он, — не нравится во всех смыслах. Я не одобряю сделанное ею и никогда не лёг бы с ней в постель.
Анна была смущена, но всё же спросила:
— И какие же женщины вам нравятся?
Дибич не сомневался, что на этот вопрос последует резкая отповедь, ведь спрашивали у человека, фактически убившего мать, но Нальянов снова снизошёл до вежливого ответа.
— Смиренные, кроткие, целомудренные, — отчётливо и очень серьёзно проронил он.
— Смиренные? — точно услышав оскорбление, возмутилась, едва не взвизгнув, Мария Тузикова, отчего брезгливо поморщились Елена Климентьева и Анна Шевандина. — Что за вздор? Неужто, если женщина несчастна, не понята и чахнет в неподходящем ей браке, душа её должна приноситься в жертву прописной морали, провозглашающей нерушимость брака и «покорность» мужу? Неужели лучше лгать и продолжать совместную жизнь с нелюбимым, недостойным человеком, чем честно и свободно соединить своё существование с тем, кого любишь?