— Да, отлично понимаю.
Она не приняла это за шутку, как я надеялся, и слегка покраснела.
— Вы слишком умны. Но я тоже знаю, почему вы здесь, мой беглый попик, все вы одинаковы, — она преодолела приступ досады и стала надо мной подсмеиваться. — Вы бросили мать-церковь ради матери Евы.
Я был озадачен. Потом до меня дошел смысл ее слов. Это было так нелепо, что мне хотелось рассмеяться, но это было и противно, и я подумал, что мне надо уходить отсюда. Прикончив свой хлеб и шоколад, я встал и взял шляпу.
— Я вам страшно благодарен за ужин, он был просто великолепен.
Выражение ее лица изменилось — из злого оно стало удивленным.
— Ага, так вы, значит, лицемер.
Она надулась и прикусила губу. Когда я уже был у двери, она вдруг сказала:
— Не уходите!
Я молчал. Тогда она сказала вызывающе:
— Нечего на меня так смотреть! Я могу поступать, как мне заблагорассудится. Мне это доставляет удовольствие. Посмотрели бы вы на меня в субботние вечера в Барселоне! Я так веселилась, что вам и не снилось! Ступайте наверх и ложитесь спать.
Опять наступило молчание. Она, казалось, стала более рассудительной. Я слышал, что на улице все еще шел дождь. Поколебавшись, я направился к узкой лестнице. Нога моя распухла и очень болела. Должно быть, я сильно хромал, потому что она внезапно холодно спросила:
— Что случилось с вашей драгоценной ногой?
— Ничего, просто натер ее.
Она изучающе посмотрела на меня своим странным непроницаемым взглядом.
— Я промою ее.
Несмотря на все мои протесты, женщина заствила меня сесть. Носок прилип к живому мясу. Она отмочила его водой и отодрала. Ее неожиданная доброта очень смущала меня. Она вымыла обе мои ноги и чем-то смазала их. Потом встала.
— Теперь вам будет легче, а носки ваши будут готовы к утру.
— Как мне благодарить вас?
Она вдруг сказала глухим бесцветным голосом:
— На что человеку такая жизнь, как моя!
Прежде чем я мог что-нибудь ответить, она подняла кувшин.
— Пожалуйста, не вздумайте читать мне проповеди, а то я разобью его о вашу голову. Ваша постель на втором этаже. Спокойной ночи.
Она отвернулась к огню, а я пошел наверх, нашел маленькую комнатку под самой крышей и спал как мертвый.
Когда утром я спустился вниз, она уже суетилась на кухне, готовя кофе. Она дала мне позавтракать. Уходя, я попытался выразить ей мою благодарность, но она резко оборвала меня. На прощание женщина улыбнулась мне своей странной печальной улыбкой.
— Вы слишком невинны, чтобы быть священником. У вас ничего не выйдет.
Я отправился в обратный путь в Сан-Моралес. Я хромал, и мне вдруг стало страшно: как-то меня там примут? Я очень боялся и не спешил».