– Он – Габсбург! – Мать схватила Маркету за плечи. – Габсбург, который может всю нашу жизнь изменить. Кто ты такая, чтобы решать за всех нас?!
Сильные пальцы банщицы впились ей в плечи.
– Не разочаровывай нас, дочка. Мы все для тебя старались. И я тебя из бани отпускала, чтобы ты с отцом поработала. Спина у меня не железная, всю жизнь ведра-то поднимать.
Маркета вздохнула. Она знала, что это материнским трудом и потом оплачиваются отцовские книги и путешествия в Вену, что это ее заботами им всем есть чем пообедать и что надеть.
– Мужчина по твоей ласке сохнет, так почему бы не дать, чего он хочет? – шептала старшая Пихлерова. – Может, твоя любовь да доверие – это и есть то лекарство, что ему надобно. И уж Господь точно тебя накажет, коли не дашь ему такого шанса.
Девушка обернулась к замку. Она помнила губы своего пациента, помнила наслаждение от его вкуса и запаха. Это воспоминание и сейчас отозвалось в ней коротким трепетом. Откуда-то снова выплыло лицо Якоба Хорчицкого. Его письмо… Предупреждал ли он ее или беспокоился о ней? Она отогнала эту мысль. Дон Юлий хотел ее. Это она знала точно.
Якоб писал по большей части о науке и о тамошних, пражских новостях. Ни одного теплого слова. Ни даже намека. Может, придворный алхимик просто использует ее как осведомительницу? А тот нежный поцелуй? А шарф, повязывая который, он как бы невзначай коснулся ее шеи? Только вот было это все так давно…
Внимательно наблюдавшая за дочерью Люси Пихлерова чуть заметно улыбнулась.
– Принц-то – улов куда как получше пивовара, а?
Маркета отыскала в темноте глаза матери. Пивовар да его жадные руки – вот что ее ждет.
– Ну же, дочка, порадуй родителей! У меня уже и придумка есть, как взять в полон габсбургское сердце…
* * *
Часом позже Маркета выбралась из горячей бочки, распространяя аромат лаванды и розмарина. Мать надела на нее новую белую рубашку, ту, что дала ей для поездки в Прагу швея, синюю юбку и красивую красную безрукавку, а в сорочку сунула голубиную траву.
– Вот так. А теперь ступай да отнеси ему эти пироги. – Люси вручила дочери корзинку, застеленную клетчатой тряпицей.
– Но… Мама, меня не оставят с ним наедине, если только за дверью не будет доктора Мингониуса, – попыталась протестовать девушка.
– Твой доктор Мингониус сидит в таверне дяди Радека. – Пани Пихлерова чуть ли не вытолкала дочку за дверь. – Я сама его там видела, когда Радеку обед относила.
– Стражники одну меня не пропустят. Это невозможно!
– Ты – девочка смышленая. Что-нибудь придумаешь. Ступай, да не огорчай мать! – В голосе Люси зазвенели жесткие нотки. – А если не вернешься сегодня – я пойму. О семье думай. А я помечтаю про тебя да королевского сына.