С этими словами она поцеловала старшую дочь в лоб и без лишних церемоний выпроводила ее за дверь.
* * *
Что же склонило ее поддаться на уговоры матери? Долг перед семьей? Полная луна над Чески-Крумловом? Память о мягких губах дона Юлия и его игривых укусах, об аромате тонких итальянских благовоний вперемешку с запахом пота, о сладком вкусе вина и пирожных в его дыхании? Другого такого, кто так бы пах, а еще так нежно гладил и целовал ее, в Чески-Крумлове не было. Никогда.
Сама не зная, как это случилось, девушка вдруг поняла, что хочет разорвать все цепи, отринуть все преграды, отдаться бурливой волне наслаждения – и пусть ее, как веточку, уносит в море.
Она знала, что поступает плохо. Что это невозможно. А еще знала, что хочет, чтобы это случилось.
И что ее мать хочет того же.
* * *
Отвечая на стук в замковые ворота, часовой Халупка немало удивился, увидев Маркету.
– Поздно же вы сегодня… Вот только доктора Мингониуса еще нет.
– Не важно. Я просто принесла дону Юлию пирожков, что мама испекла, – ответила гостья.
Выражение на лице стражника не оставляло сомнений в его чувствах к королевскому сыну. Он презрительно фыркнул и скривился так, будто учуял какую-то вонь.
– Этот человек – сам дьявол, слечна. Знаю, ты помогаешь отцу отворять ему кровь, но, ради своего же блага, держись от этого чудовища подальше!
С этими словами охранник открыл ворота и позвал пажа.
– Проводи барышню Маркету, да присмотри, чтобы ее встретила экономка, слечна Вера.
Мальчик – младший сын зеленщика – поклонился гостье. Одет он был не по размеру: обувь была ему слишком велика, а одежда, наоборот, мала, так что его худенькие бледные руки далеко высовывались из рукавов.
– Привет, Вильгельм. – Девушка опустила руку в корзину и достала пирожок.
– Спасибо. – Паж сразу потянулся за угощением, отломил кусочек, сунул его в рот и жевал, пока они шли по коридору. Выпечка у Люси Пихлеровой была столь же хороша, как и у других хозяек в Чески-Крумлове, и мальчик облизывался от удовольствия.
Они вместе вышли во двор, и Маркета посмотрела вверх.
И замерла, как вкопанная. Вильгельм сделал три или четыре шага, прежде чем заметил, что она отстала.
– Тебе не плохо, слечна? – спросил он, утираясь рукавом. – Что случилось?
Глаза у девушки были широко открыты, и в них играл лунный свет.
– Ты видел ее? – спросила она.
– Кого?
– Смотри…
Маркета взяла мальчика за плечи, повернула его и указала на второй этаж замка. Там, прямо перед ними, она видела женщину в белом платье и с длинными черными перчатками на руках. Чахлый свет истекал, казалось, из самого ее платья, мягкого, ниспадающего, и следовал за ней, подобно тени.