Самодовольный, порочный, злобный безумец вернулся после нескольких месяцев сожаления и раскаяния.
Священнослужитель думал о мести крумловцам, обманувшим не только дона Юлия, но и его самого. Ослепленному злобой, ему не было никакого дела до судьбы несчастной девушки. Слезы раскаяния королевского сына, его признание вины и мольбы об отпущении греха за убийство Маркеты, жалобное блеяние скорбящего – ничего этого как не бывало. Их стер холодный блеск скотской похоти и звериной жестокости.
Глаза старого священника округлились. Униженный, он покинул комнату, бормоча сухими губами горячую молитву, а дон Юлий за спиной у него сыпал угрозами и обещаниями адовых мук проклятой им девушке. Мальчик-посыльный доставил присланные Аннабеллой снадобья и пакетики с успокоительными чаями, и Якоб, будучи уже не в силах больше слушать эти омерзительные речи, поспешил к двери.
* * *
В течение восьми дней Хорчицкому удавалось смирять дона Юлия отварами и настоями, но он знал, что не может продолжать такое лечение без риска убить пациента, и ему вовсе не хотелось подставлять свою шею под топор палача короля Рудольфа.
Не раз и не два он просил Аннабеллу отослать свою гостью и предупредить ее отца, Зикмунда Пихлера, о неизбежном аресте, а когда Маркета отказалась уехать, поспешил в дом ведуньи.
– Он уже рассказал мне, что намерен сделать с тобой, – признался доктор. Волнения и тревоги за жизнь дочери цирюльника не прошли даром и для него самого – Якоб пребывал в постоянном напряжении. – Он приказал сшить для тебя ночную рубашку из тончайшего шелка, отороченную медвежьим мехом. Он говорит, что подойдет к кровати и…
– И что? – напряженно спросила девушка.
– Порежет тебя ножом в наказание за обман и будет насиловать до тех пор, пока ты, истекая кровью, не взмолишься о пощаде. Он твердо вознамерился убить тебя за то, что ты сразу же не вернулась к нему. – Ботаник оторвал взгляд от истертых досок столешницы и взглянул на Маркету. – Он всегда отличался жестокостью, а в периоды обострения становится настоящим изувером.
Якоб схватил девушку за плечи и привлек ее к себе.
– Умоляю, не возвращайся к нему! Позволь мне спрятать тебя. В Праге ты будешь под моей защитой.
Аннабелла наблюдала за ними обоими, ничего не говоря.
Маркета посмотрела Хорчицкому в глаза и увидела нежность, смешанную с ужасом.
– Я благодарю тебя за предложение защиты. Это очень великодушно, учитывая твое положение при дворе, – сказала она.
– Это не великодушие. Я не вынесу, если с тобой случится что-то еще.
Дочь цирюльника удерживала его взгляд, сколько могла, но потом отстранилась.